junior, Спасибо
Я тоже срисовал Стартую 13-го. Ром, а что там за дорога? Я имею в виду покрытие и состояние. Просто имел честь в позапрошлом году объезжать в декабре знаменитый транспортный коллапс на Ленинградке через Кувшиново, по лесным и просёлочным дорогам, с выездом как раз в В.Волочке. Это было ещё тО приключение! Но это была зима и у меня была Субару.
Мамай. Слово нам знакомо с самого детства: «Иди-ка, прибирай игрушки – а то как Мамай по комнате прошел». Ну и уроки истории, конечно, - татаро-монгольское иго, Куликовская битва и т.д. Хотя Фоменко с Носовским – другого мнения).
В Бурятии же его именем называются гора(скорее даже небольшая горная цепь – правда, более вероятно, что на топографических картах прописан только Истинный Мамай. Северный, Восточный и прочие сторонне-светные – вангуется мне, что местные все самоназвания), перевал, губа на Байкале и вдобавок еще и две реки – Большой и Малый Мамай. Лично ли исторический военноначальник там гулял или же однофамилец его по округе бегал – тайна, покрытая бурятским историческим мраком. Однако местные однозначно уверяют – сам).
Из всего же географического разнообразия мне нужна Гора – «царство фрирайда» хребта Хамар-Дабан. Согласно моему детскому восприятию это было далеко-далеко, где-то между Саянами и Сихотэ-Алинем. Дикий край, ассоциировавшийся скорее с прохладительным напитком и книгой «Дерсу-Узала», чем с реальным пейзажем места силы.
А потом я услышал песню Визбора).
И вот пришла пора пройти через все это собственными ногам. Глазами, как оказывается, мы уже встречались раньше – дело было в Тункинской долине, где буряты учили меня резать барана старым дедовским способом – когда через боковой прорез ты руками отрываешь аорту от сердца)). Лето было дождливое и величественный хребет остался в моей памяти под местным псевдонимом «Гнилой угол».
Забудь про все, забудь про все,
Ты не поэт, не новосел,
Надоевшее бесснежное Подмосковье, недельное волнения и регулярный трафик прогнозных сайтов, быстрый сбор снаряги, прощальный поцелуй любимой жены, сладкий пятичасовой сон на пустом ряду кресел боинга «Оренбургских авиалиний». Встреча подтягивающихся более поздними рейсами соэкспедиционников, странные ценообразования в забитой лыжными чехлами маршрутке, закрытые позные на привокзальной площади Иркутска – и вот ты уже в медленной провинциальной электричке, с молоденькими проводницами и утомленными жизнью бичами, любуешься заснеженными загородными сопками, туннелями кругобайкалки и следишь за «то ли нерпой, то ли бревном», попивая коньячок «за -5 и снег».
И жизнь легка, под рюкзаком
Шагай, не думай ни о ком
Тосты принесли удачу - солнечный зимний день Слюдянки сменился нахмуренным нидершлагом в Выдрино. Низкая облачность трансформировалась в падающую с неба перхоть на ЛЭП. Мы радовались словно дети – пока чуть позже не осознали, что было бы лучше, если бы он пошел чуть-чуть позднее))).
И вот ты уже делаешь из горных лыж волокушу и привязываешь к ней чехол с шмурдяком, и как-то незаметно темнеет, и миллиметры паудерных пушинок у транссиба превращаются ощутимые переметы по щиколотку на первом прижиме, и вот уже хлопья снежинок вальсируют в свете фонарика, а парящая спина начинает грозить обезвоживанием, поскольку наполнить термос ни один из городских «туристов» даже не задумался.Я так вообще думал, что как белый человек на снегоходе с комфортом поеду. А пока - дорогу пересекают стежки горностаев и медвежий переход, незакрытые ручьи становятся полноводнее, тропа все круче забирает вверх, и ты пытаешься насытить организм влагой, растапливая сухой гортанью уже стеной падающие с неба белые хлопья, и пытаешься определить, сколько же еще осталось до уюта буржуйки и романтики свечного освещения. 9 км до зимовья мы тропили четыре часа - на избу заходили по грудь в снегу, с насквозь мокрыми, не смотря на гортексную обувь, ногами и с непрекращающейся дрожью в уставших и замерзших квадрицепсах. Крайний подъем перед зимовьем я зашел как лох - в два приема, без сожаления бросив волокушу после 15 минут снежного барахтанья перед всего-навсего полуметровой каменной ступенькой.
Тайга вокруг, тайга - закон,
Открыта банка тесаком
Холод зимовья, называемого здесь по простому «зимухой» быстро прогнали пихтовым жаром буржуйки и пуховым теплом высокотехнологичных спальников на нарах. А затем – приготовленный на горелке ужин, туча котелков и канов с чаем на плите, тосты и задушевные разговоры с местными райдерами, внезапно оказывающимися буддистом в пятой реинкарнации или же потомком черных шаманов. Локально известный местный напиток «Черный фрирайдер» сменяется настойкой на диких абрикосах, собранных, как обычно, девственницами в полночь у Меркитской крепости и брутальность разговоров о несчастных случаях на лавиноопасных участках переходит в цикл этнографической лекцией о Чингиз-хане, Тугнуйской долине и древних мегалитах, куда же я без них))).
А затем заочные и не очень радиознакомства с местными райдершами и приезжими гидами, походы в гости на дальние кордоны, тосты «за знакомство и снег, чтоб два раза не вставать», подпрыгивающее ожидание в утреннем холоде зимухе, кто же окажется более нетерпеливым дежурным, колка перемерзших полешек, и запах свежесваренной овсянки. Дежурили, кстати, честно - до поставленной в печку свечки дело так и не дошло))).
Наконец ты на крылечке клеишь камуса. А вокруг – свежие следы соболя. И начинается счастье дней сурка…
А под ногами сквозь туман
Хрустит хребет Хамар-Дабан.
Когда утро ты встречаешь на перевале, где бриллиантовые блестки вершин оттеняются зеленью листьев рододендрона и крученых веток стланика, а вечер завершается в рубленной в лапу бане, с законопаченными мхом стенами. С обязательной медитацией у озерца, созданного семью серебряными аршанами, наблюдением за живущей на берегу ондатрой и живым улан-удинским пивом. И поражающая с деревянных мостков красота ландшафта, потрясающий вид с отражающимися в парящей в ночи воде огоньками, липкость смолки на полкЕ, кедровый дух стен и аромат свежесорванного пихтового веника. Шипенье пара на каменке, дырки ныряющих в сугроб и слой ледка от опрокидывающюхся на голову кадушечек с ледяной водой и слоем замерзающей шуги – и каждый вечер ты как будто бы рождаешься заново.
И вот следующим утром новорожденный снова клеит камуса и бурханить у дорожного камня, к которому прилетает попугайской расцветки местный дятел. И ты «акцентируешь удар пяткой», в величестве одиночества ущелий, сверху давящихся сухомяткой каменных морен, а снизу запивающих ее серебряным холодом студеных ключевых ручьев. И спирает дыханье на гребне с видом на славное море, и синева неба растворяется в глубине байкальских вод. И ты поражен такой похожей и одновременно непохожей суровостью красоты местных мест, напоминающих одновременно нордический холод норговских фиордов и солнечную доброту пацифистических бухт Камчатки.
И будут тысячи побед,
А снится все-таки тебе
Одно и то же
И снова вечер, и опять гости, и обязательная посвящение в мамайские фрирайдеры с ударом по опе снарягой и обязательным полтосиком со скользяка без рук. И ты растворяешься в гостеприимстве места, насыщенного так немного где оставшегося истинным духом фрирайда. Когда каждый замерзший гость встречается бульканьем об дно железных кружек, а не кажущее постороннему глазу беззлобным подтрунивание над новичками – готовностью по первому зову выйти на поисковые работы. И идут в ущелье перворазники – кто-то без шлемов, кто-то без маски, про снегоступы и биперы я и не говорю. «Занимаются фрирайдом в кустах», тропят, проваливаясь по пояс в задутом снегу, набираются опыта и практически всегда возвращаются – уже поумневшими, прикупившими нужного снаряжение и сходившими на несколько умных лекций. Но пока – в качестве салаг только слушают обязательный вечерне-утренний радиофлуд и мотают на ус так внезапно случающимся импровизационные афоризмы. - Это кто у нас тут такой умный?
- Умный - это тот, кто всегда засветло в зимуху возвращается.
Вместо плача дождей тайга начала обжигаться морозцем. А потом дула на обожженное место порывами култука. И, в попытке отправить смс любимой жене, ты полтора часа тропишь на нужное седло хребта, в то единственное место, куда добивает ближайшая вышка. Тычешь замерзшими пальцами в телефонные кнопки, а затем просто ложишься грудью на стихию, и снежные флаги кидают белые пригоршни холода в лицо, а колдовская круговерть метелевых переносов пытается сбить с моментально заметенной тропы. И, ощущая тянущую боль в двуглавой мышце бедра и напряжение надорванной в автоаварии подколенной связки, ты спускаешься к зоне леса в окружение наряженных невестами елочек и опутанных ведьминым волосом мхов кедрачам. И ветер, как по заказу, стихает, и небо взрывается рериховскими цветами и, словно на олдскульной фотопленке из тумана и снежной пелены проявляется противоположный берег Байкала, а инверсионный след стратегических бомбардировщиков растворяется в стратосфере… И ты остаешься наедине с лесной тишиной, нарушаемой только цвирканьем синичек и дыханием обгоняющей тебя на тропе разноглазой хаски. Потом любимая зона лесного катания, ветер в ушах и шлейфы снега из под лыж. А на втором подъеме я узнал, что забыл в зимухе термос и вечером еле-еле пришел в себя, литрами поглощая заканчивающийся каркадэ.
За перевалом умер день,
За перевалом нет людей
Окончание нового катального дня ознаменовалось неожиданной ситуацией - внезапно одногруппник свалил в одиночку взрывать альтернативный склон. Нарушая все немыслимые правила – поскольку при подъеме по той самой экспозиции все ежились от частых, до боли знакомых, вздохов просадки снежной доски. Вдоволь отматерив его по рации, единогласно решили назначить разбор поведения ужином. Попутно свалившись в непроходимый в нынешних не сильно снежных (для Забайкалья) условиях кулуар. Который так и называется «Непроходимый»))). И вот, в самой середине ахтунга, когда вцепившись зубьями палок в стенку натечного льда, пытаешься продолбить себе нижнюю ступеньку носком горнолыжного ботинка, мы услышали, как на противоположном склоне в цирке встряла в лавину совместная группа москалей и камчадалов.
У меня осталось ощущение, что со стенки мы просто спрыгнули.
И вот уже слушаем, а затем и визуально наблюдаем, как достаточно быстро находят первых двух и копают третьего. Потом, понимая, что визуальный контакт только у нас, работаем штурманом-наводчиком для ближайших и ретранслятором для дальних групп, выходящих на помощь. И радиоканал взрывается твитами спасработ – информация для вызывающих МЧС и обратная связь от них, уточнение данных о пострадавших, определение топонимики НС, врачебные консультации и прочая-прочая-прочая. Тревожные минуты СЛР – и, наконец, все трое дышат и могут осмысленно ответить на вопрос как их зовут. А народ с чаем, пенками, спальниками и веревками, на снегоступах, камусах и просто пешком - все, как один бежит в зону бедствия.
А затем быстрый спуск до кунга и вот уже из последних сил ты ломишься наверх напрямки, а одногрупник, забывший в спешке палки наверху, ломает сплит, и вот ты уже делишься с ним необходимым, потому как он с местной акклимухой и тупо моложе и быстрей.
А затем ты встречаешь первую серию спускаемых попаданцев и делишься пуховкой и спасательным одеялом с пострадавшим и поишь остатками чая уже порядком выбившихся из сил пришедших ранее на помощь. Народ заводит снегоход для транспортировки пострадавших вниз к МЧС-ному Камазу, поскольку их буран сейчас на гору просто не заедет. Девчонки в кунге ведрами кипятят для спускающихся чай, а ты впрягаешься в самодельную волокушу или же вместе с французскими прорайдерами топчешь для нее фисовскую трассу вниз. И вот включаются светлячки налобных фонариков и уже ручей у снегоходки, и внизу все делятся чаем и пытаются возвратить снарягу законным хозяевам. И вот все уже толпа народа под включеным роутером на кухне коттеджа местного олигарха пытается успокоить взволнованных жен, родителей и родственников, и крики в трубку, что с тобой все нормально перемежаются писком кнопок мобил и смартфонов.
К счастью, все трое «счастливчиков» живы, здоровы и практически (для подобных случаев) без повреждений. Да, у всех пожженные гортани, но подозрение на перелом позвоночника не подтверждено, чмт в легкой форме, и даже тот, кто провел 20 страшных минут на 1,5 метровой глубине лавинного выноса, выглядит вполне бодро. Пострадавших передают мчс-никам, те везут их в больницу, а вечернее, равно как и утреннее «радио Мамай» устало стихает, обходясь без привычного уже флуда.
На утро начинает снова падать снег и температура стремится к -22. Кататься не пошел практически никто. Поэтому тебе остается чистить дорожки, топить баню, стирать пропотевшую термуху, пить остатки спирта и ходить по гостям, обсуждая вчерашнее проишествие.
Для себя же лично, я сделал вывод, что без проблем (как для спасателей, так и для попаданца) при катании малой группой (до 5 человек) ты, при наступлении несчастного случая, человека без потерь не вытащишь. Если только сам ножками вниз дойдет.
А картинка МЧС в новостях была веселая. Не был бы там лично – непременно поверил. Впрочем, как и картинкам с прошлым опытом с их участием. Хорошие у них пиарщики, настоящие профессионалы. Полевые бойцы, впрочем, тоже - ни одного плохого слова про них сказать не могу. А что касается осадочка – так это система такая, впрочем, как и все остальное в устройстве нашей страны.
…
А потом был лайт заключительного дня и крайние спуски с киданием через плечо монетки, снежные поля, лесные просеки и, как обычно, суровая красота гор и крупнейшего в мире количества пресной воды вокруг. А заключительным спуском мы потеряли заход в нужный нам кулуар, пришлось как обычно импровизировать. Но спуск и линия были – офигенными. Хотя шурф говорил – ай-ай-ай))).
И в голове закольцовано вертелась только одна мысль:
Мне жаль людей из всех тех стран,
Где нет хребта Хамар-Дабан.
А Мамай ни за что не хотел отпускать. Спуск ознаменовался разорванным на британский флаг филеем комбинезона, когда на ходах я влетел в камни противоположного берега ручья, затем закрытый навсегда вокзал, не вовремя начавшийся в магазине перерыв на обед, где пытались немного отогреться, пелена снежных зарядов, застрявшие машины и мокрый софтшелл гортекса. Короткая платформа, беготня в лыжных ботинках по заснеженной насыпи, не лезущий в вагонную дверь привязанный к рюкзаку горнолыжный чехол – в общем, энергия ци явно крутилась «по часовой»))). Зато вагон был теплый, вода в титане кипела, а чай, пусть даже и из пакетиков, радовал «истинно английским» вкусом.
В мешочек сердца положи
Не что-нибудь, а эту жизнь
Утро в Красноярске началось на с -30 на термометре вокзала. С приличным ветродуем и паром от никогда не замерзающего Енисея. Здравствуй Сибирь-матушка и отставной генерал дедушка Мороз. И пусть я– сибиряк, сибиряк - значит лыжник, а лыжник никогда не мерзнет – он или быстро бегает, или тепло одевается. Но все равно было очень холодно)))
Меня же ждали тасхылы Кузнецкого Алатау – но это уже совсем другая история. И тема для следующего повествования. Так что - ждите).
Горная Шория - удивительная страна на юге Кузбасса, по размерам совсем не уступающая Бельгии. Девять десятых ее территории покрыто непроходимой тайгой, а плотность населения - менее 5 человек на квадратный километр. Она не поражает головокружительной высотой горных пиков и опасной стремительностью рек. Ее красота не подавляет суровым своим величием - природа Шории завораживает плавными очертаниями покрытых тайгой сопок, над которыми каменными чудо-богатырями поднимаются седоглавые гольцы. Она очаровывает прозрачными до дна горными реками и околдовывает таинственными глубинами пещер. Ее воздух - целебный настой хвои и таежного разнотравья. Ее лес - настоящая кладовая. И лес этот – настоящий. Лес, в котором живет медведь (с).
У каждого, кто хоть раз посетил эту землю - своя Шория. Для одних - это захватывающий полет на горных лыжах по заснеженному склону, для других – бездонная чернота неба и огромные фонари звезд, какие бывают в горах, для третьих же – рассвет на полянке, усыпанной "Венериными башмачками» или утренний рев марала.
Свое название она получила от малочисленного самобытного народа - шорцев, предки которых на всю Сибирь славились умением выплавлять железо. Именно их казаки-первопроходцы называли "кузнецкими татарами". И первый русский острог на этой земле был назван Кузнецким. И название Кузнецкого Алатау – «пестрых гор» - тоже оттуда.
Самый известный хребет нагорья – Тигер-тыш, Поднебесные зубья. А жд-станция – Лужба, «место, которое не называют вслух» (с), - известное любому сибиряку, хоть раз в своей жизни надевавшему рюкзак. Мне же нужно практически туда же – здесь, на границе Кузбасса и Хакасии меня ждет приют Казыр.
«Эх, Казыр, Казыр, злая непутевая река! О чем бормочет твоя говорливая вода?» - писал о его Саянском тезке лауреат премии Ленинского комсомола Владимир Чивилихин. Но и правый приток Томи шорцы не просто так прозвали «бешеным». Небольшая долина, всего каких-то 13 километров, но эта чертова дюжина полна сложнейших порогов, перекатов и шивер. Летний грохот водных потоков, пена и фонтаны брызг сменяется рокотом лавинных сходов, выдыхаемых ожившими зимой горами.
Здесь нет дорог, сюда можно добраться только по железке - электричкой Междуреченск-Бискамжа, курсирующей раз в сутки. Рубилово через летний перевал на внедорожнике или же снегоходный путик по замерзшей Томи в расчет можно не принимать).
Но катамаранная переправа будет только завтра, а пока – я бегаю по Красноярску в поисках нормального ателье, а не вывески с громким названием на двери комнаты с единственным столом и дореволюционной машинкой «Зингер» и пополняю свой словарный запас словом «штукование». Потом обед в дешевой «социальной» столовке с практически домашней едой, разговор об особенностях национальной кухни с лицами титульной нации в «Бурятских деликатесах» и офигенский городской рынок практически без лиц кавказской национальности за прилавками. Рыбные ряды – это просто праздник какой-то. Хариус, омуль, голец, сиг, чир, муксун, нельма – глаза разбегались от этого многообразия. Цены на оленину, правда, даже не московские, а скорее финские. Что мне, покупавшему ее на исторической родине практически вдвое дешевле говядины – совершенно не понятно. Правда, покупка так безуспешно ищущегося в нерезиновой орляка, меня с этим фактом примирила.
И вот уже вечерний вокзал, и я дожидаюсь паровоз на Абакан, и вот уже 15 минут слушаю по вокзальному радио напоминание пассажирам о недопустимости оставления багажа без присмотра и просьбе срочно подойти к оставленным у касс вещам. А потом прибегают сотрудники полиции и настоятельно требуют от всех эвакуироваться на мороз, поскольку вещи эти подозреваются в скором совершении теракта. И камера хранения по этой же причине закрывается вместе с лежащими в ее темном чреве моими лыжами. А до отправления поезда – 20 минут. В общем, хреновый из меня дипломат-переговорщик - на поезд я запрыгивал практически на ходу. Но - успел…
А успел я в вагон, наполненный 50/50 дембелями и откинувшимися зеками. Дембеля запомнились вызывающим внешним видом и скромным поведением – водку жрали тихо в крайних блоках около сортира. Правда, белые обшивы с аксельбантами да эполетами – я думал еще лет 5 как из моды вышли. Оказалось, ошибся. Зато зк не подкачали) – утром навеселился от души. Бессмысленно и беспощадно ими было скрадено 6 (шесть) комплектов стандартного плацкартного жд-белья. В упаковке. Зачем – полный икс три. По мне так даже на портянки не айс. Но всего за 40 минут грозными проводниками – я еще удивлялся, почему тут в вагонах одни мужики работают – вредительство было предотвращено, виновные найдены и социалистическая собственность вернулась государству. Но сам процесс был – заслушаешься, это вам не «пасть порву, моргалы выколю»)))).
Утро окрасило розовым местную электричку, и вот уже относительно столичный вид абаканских многоэтажек сменяется бескрайним раздольем бесснежной хакасской степи, усыпанной точками коров и баранов. Из кадра как-то резко пропадают автомобили и появляются хакасы верхом, встречающие или провожающие кого-то, что-то передающие с проводниками или просто трусящие рысистым аллюром по каким-то своим делам. И минимализм деревенской архитектуры на одиноких разъездах в 5 дворов навевает упаднические мысли о безысходности и безработице, прерывающиеся грохотом закинутых в вагон деревенскими жителями мешков с свеженарубленным мясом. Кстати, -30 в электричке без отопления – это холодно. На все 4 вагона было всего две скамьи с обогревом, которые по дженльтменски отдали детворе и те радостно бились между собой за более «теплое местечко». Вот и все развлечения на 4 часа пути. А, еще полиционерский патруль регулярно туда-сюда по электричке бродил. И бабушка с пирожками.
В Бискамже электричку нам не заменили, - все, начиная от машинистов и кончая вышеупомянутой бабушкой остались теми же. А одинокие степные менгиры начали сменяться распадками Алатау – и за окном становится больше снега, холода и дыма из деревенских труб. И пар от незакрывшейся прозрачности Томи вдоль железки.
Выходить мне нужно было на 140 км – станции, которой нет и не будет на карте. Технически запрещено – даже в маловодье до воды ближе 50 метров. Но все равно останавливаются, высаживая охотников с подбитыми лосиным камусом лыжами и харюзовых рыбаков в стоящих колом плащах от химзащиты. В этот раз из электрички я вышел один – машинист даже спросил удивленно - сюда ли мне надо. Я хоть и был теоретически готов к подобному – удивился тоже. Стоя по колено в снегу. «Платформы в этом месте просто напросто нет. Нет ничего вообще. Даже таблички на столбиках. И кроме железной дороги глаз не находит ничего, сделанного человеком.» (с) Следов высадившихся с утра я тоже не увидел – перемело. По рации мне ответили, когда стук железнодорожных колес давно стих за ближайшим поворотом. А я уж было настроился вспоминать, как делать снежное убежище и стругать ножом елку на нодью).
Затем была переправа через Томь на обмерзшем катамаране, рассказ про два сломавшихся этим утром бурана, остатки загнанного, а затем и сожранного охотничьими лайками козла на тропе и неспешная трехкилометровая пешая прогулка вдоль прозрачнейшего Казыра до долгожданного приюта. И был вечер, и был коньяк с простой мужицкой закусью, и были тосты, знакомства и обмен впечатлениями от так по разному прожитой нами прошлой недели.
А утром была головная боль, полное отсутствие сотовой связи как класса, погасшая буржуйка, - 39 за бортом и +4 в столовой. И так, может за исключением легкого похмелья (да и то за всех ручаться не могу) – каждый день. Каждые два градуса в плюс от заветной отметки -40 – встречались радостными криками «Ура, потеплело!».
Выход в утренних сумерках, ровный темп неторопливого подъема, объяснения, чем сосна обыкновенная отличается от сибирской, а последняя от кедра ливанского. Любование сиреневой красотой перистых облаков над хребтом, одетым в сноукамовский камуфляж из укутанных белым покрывалом елок. И фантастическая белизна снега – когда по щиколотку, пояс, или грудь на земле или же капющон-два за шиворот при обстукивании дерева в процессе тропежки. Первый же спуск поразил разнообразием рельефа и ландшафта – крутяки, поля, березки, суровые мегалитные дропы и лайтовые каменные чемоданчики – ощущения «это круче, чем секс» - остались у всех участников скатки. А внизу мы, отравленные кайфом спуска и кислородом, безуспешно пытались приклеить камус на застекленевшую скользячку или примотать его к лыже армированным скотчем, превратившийся на морозе в обычную серебристую ленту, совали мохеровые ленты за пазуху и ломали сушняк хвойных на костер в попытке хоть немного отогреть клеевой слой. Результатом же стали возгласы «Геликоптер нихт!» и тропа, аккуратно проложенная вдоль дымящейся воды сквозь прибрежный заиндевевщий кустарник и каменные прижимы. Так и повелось - греться приходилось практически после каждого спуска – и редко-редко когда после второго. А камуса, развешанные на гвоздиках вокруг буржуйки стали неотъемлемой иллюстрацией нашего отдыха.
Вчерашний коньяк, или может быть холодный шлем на мокрой после подъема голове, напоминающий тогда скорее стягивающий обруч компрачикосов, нежели элемент защиты побудили меня вместо второй скатки остаться варить суп. Здоровье – оно, знаете ли, дороже. Больше подобного не повторялось - правда, в шапке потом на тропу ни разу не выходил – еще в избе в шлем облачался. А суп – тот вроде вкусный получился, некоторые даже «спасибом» поблагодарили)))).
Пока варил суп, наблюдал за злоключениями компаньона, забывшего дома лыжи со скитурными комплектами. Четыре раза в тот день он пытался зайти на гору – и все не судьба, не пускала она его. То не было снегоступов, то появились, да не того размера, то изначально не клеился камус и т.д. т.п. Все даже начали делать ставки, докуда он дойдет в очередной раз))). Сокатальщик даже пару раз собирал чехол выдвигаться в Геш, но ски-турный бог наконец проснулся и договорился с местными бурханами – оставил Миколу «почувствовать себя немного снегоступщиком», делать хорошие фото и распевать на всю округу песни про камуса), на свой лад изменяя слова известных песен – от Кипелова до Малежика.
Камуса вы мои камуса
Дайте я вас сейчас расцелую.
И все про себя вторили подобной мантрой, пытаясь догадаться, приклеится камус или нет, обматывая его согретым за пазухой армированным скотчем или лейкопластырем. А потом завершающий матерился (а скорее материлась), собирая на первых же 50 метрах тропы серые кусочки моментально порезанного кантами ставшего стеклянным крепежного полотна.
Наступивший вечер поразил всепоглощающей тишиной под звездным куполом. Казалось, сама мать-природа собрала все запасы алмазного фонда и небрежно рассыпала их по небу. При свете луны можно было читать. Или париться в бане на берегу Казыра. Когда печка гудит от заложенных дров, парная насыщена пихтовыми ароматами, в предбаннике пар стоит в метр – как раз на уровне столешницы и на улицу охладиться можно только на коврике – иначе ноги к снегу примерзают.
Но это пока вчетвером. А как только превысили критическую массу – моментально залили. В общем, синька - зло. Колхоз – тоже. Все-таки 11 человек в замкнутом пространстве – это много. Как по 30-40 тел на альпийских курортах в одно шале объединяются - вообще ума не приложу.
Тут я хотел пару абзацев помизантропствовать относительно нашей тусы в целом и бордер-стайла в частности, но новогоднее умиротворение заставило изничтожить написанное)))
…
Оставлю квинтэссенцию истории от том, как охотничий щенок Сэм получил кличку «Гуляш». В общем, народу было много, еда закуплена на все время пребывания и без раскладки, а точилки уничтожались в темпе немецко-фашисткого марша. Сам тоже руку со ртом приложил значительную))). В общем, была у Сэма реальная перспектива трансформироваться в новоприобретенную кличку в конце нашего отдыха)).
…
Ближе к отбою Гуляш сделал нам вечер, цинично нагадив на сноуборд, подтвердив широко известную в узких кругах присказку ски-спб-ру и показав свое истинное отношение к альтернативно экипированным.
А утро встречало ослепительно-радужным гало, искрящимся в снежно-солнечном тумане снежным одеялом и заиндевевшими, как у полярников, ресницами и бородами. Уханьем досок и барабанным звоном глубинной измороси, метровыми разрывами осовов и снегом с кедрача, отбиваемым палкой идущему впереди непременно за шиворот. Веселье лайтовых дропчиков с чемоданов сопровождалось непроизвольными акробатическими трюками катальщиков, будь то сальто в трещину на траверсе или падение со скальника практически на голову стоящим в кармане безопасности чуть ниже. Жаль, не заснял никто. А на заключительном спуске Куба в стиле «все за мной, я знаю прекрасный спуск» завел меня в свинорой, испортив все те прекрасные впечатления от прошедшего катального дня.
И снова коньяк под макание лука – этого «офицерского лимона» в солонку, возмущенное недоумение на нашу прекрасную кемеровскую сыроедку «Ты кормишь Гуляша НАШИМ паштетом оО?», и беспокойный сон на полатях под храп вечно заложенных носоглоток и кашель из застуженных бронхов. Хороши, однако, полати – с простынями, наволочками и пододеяльниками. Хотя и со спальниками тоже – дураков топить печку утром нет). Юго-восточные склоны кашляют в унисон с нами – каждый вечер в сумерках пару-тройку раз мы обязательно слышим хлопанье лавин.
И опять новое утро, и новый спот, и новая тропежка, и мерное звяканье подпятников в глубоком снегу, когда группа молчаливо ломит, благоухая в белом безмолвии «запахом фрирайда» – распространяя ароматы пропотевших термух и дегтярного мыла, дыма от печки и бензина с каталитических грелок, сухофруктов из пакетиков гуманитарки и чая с лимоном из железных термосов.
Теплело. Снежные грибы на короедном сухостое превращались в белого пакмана, а иголки инея переодевали деревья в маскарадных серебристых ежиков. У нас же внезапно случился день ски-альпинизма. Когда, доказывая собственную крутизну, мы все сильно и одновременно забоялись (а кто круче боится – тот круче фрирайдер) и увели тропу с кулуара на гребень. О, спорт – ты мир. Мир настоящих мужчин (и одной женщины)! Это было около пятисот метров вертикали настоящей борьбы. Когда подъем – на пределе держания камуса и за его пределом – когда реально ползешь на коленях, зарубаясь снятыми лыжами или же цепляясь за обламывающиеся ветки низкорослых березок. Внезапно проваливаясь по пояс и ниже. Когда даже не ногами, а уже всем телом чувствуешь под собой гидронапорку, и рука беспрерывно лежит на ручке сноупульса. Когда посреди цирка сваливаешься под камень по плечи – и понимаешь, что вот-вот пойдет и ты можешь просто не успеть вытоптать себе площадку. А из под ног вниз уходят пласты снега. И десять сантиметров сахарного песка глубинки. В общем по теплу наш подъем был – так минимум полноценная 2 а. Но – выбрались все. И довольны были – тоже все.
А наверху мы наблюдали, как группа бордеров решила поехать по нашим утренним следам. Не смотря на настоятельные рекомендации по рации этого не делать. Под вздох лавины недалече и наши предостережения «Ваша - следующая». В принципе спуск у них прошел ожидаемо – стандартный бардак с порядком следования и истошные крики по рации «Куда мне ехать?», раздающиеся над хребтами, окруженными мощью снежного фронта.
Однако Казыр оборону отстоял. Но и прорвавшиеся 15 сантиметров вайлд-сноу превратили каменные дзоты курума в мягкие волны природных дропчиков, а лавинные прочесы обновились в лайтовые 30-градусные положняки с кошерными прыгами. Где не надо было думать, хватит ли у тебя сил и техники выдержать линию, позволяющую тебе остаться в живых. Молочка окутывала дальние гряды сопок, словно дым над водой стелились снежно-облачные заряды над вершинами рядом, а над тобой посреди сине-серого неба обжигал холодом белый диск желтого карлика звезды по имени Солнце. А у тебя - накачка пуха, шлейф за лыжами – и непередаваемое удовольствие от спуска по лесным полянам. И натуральное природоведение после - к приюту мы выкатывались вдоль ручья по охотничьему капканному путику, реально иллюстрировавшему все то, о чем читал в книгах Формозова и Руковского.
Крайний вечер запомнился всем… Появление литра заначенного спирта произвело фурор. К графинчику прикладывались все, включая не пившего до этого вечера приютчика. Окончилось все, естественно, катанием на сноуборде по крыше дома. И зашиванием до кости разорванной конечности. И пересмотром содержимого аптечки на будущее. А я же весь праздник, как сурок, проспал(((.
А на утро некоторые особо жадные до снега сбегали в крайний раз на горку, другие же предпочли в спокойной обстановке упаковать в горнопляжные чехлы уже не нужный шмурдяк. Неторопливый завтрак, сборы, паромная переправа, железнодорожная лавка из 3 вагонов, которую можно застопить, толпа спасателей-рыбаков-охотников-туристов в электричке, абаканское пиво с междуреченскими беляшами – и вот уже передо мной сверкающий нержавейкой и мрамором вокзал Новокузни, где банкомат сбербанка «легким движением руки» безаппеляционно заблокировал мою визу и в округе нет ни одного обменника. Хорошо, хоть билет до Новосибирска успел купить.
Горнолыжка закончилась - я еду на историческую родину – встречаться с родственниками и товарищами, есть копченую нерку, лакомиться вареньем из жимолости и дегустировать домашнюю медовуху. Но посещение родительского дома - это не совсем путешествие – так что о том, как все прошло - рассказывать не буду. Хотя рассказать о чем – есть)))).
junior, Ром, никак не могу понять, откуда возникают такие удивительные ощущения погружения и достоверности при прочтения твоих текстов. До конца так и не осознал, единственное, в чем точно уверен - после чтения чувствую себя лингвистическим неандертальцем уровня Эллочки людоедочки.
Моего даже пассивного словарного запаса не всегда хватает на твой активный.
Спасибо!
junior,
Прочитал еще раз, офигенно!!!
Только вот это
Цитата: Но и прорвавшиеся 15 сантиметров вайлд-сноу превратили каменные дзоты курума в мягкие волны природных дропчиков, а лавинные прочесы обновились в лайтовые 30-градусные положняки с кошерными прыгами.
вайлд-сноу - особый вид свежевыпавшего снега. Снежинка безлучевая, то есть имеет форму плоского шестиугольника.
Курум - россыпь каменных глыб крупного размера из твердых горных пород.
дзот - тут, конечно же ошибка - нужно было вместо древесноземляной - долговременную огневую точку (ДОТ) использовать
Дропчик - уменьшительно-ласкательное от английского drop - "скачок вниз". Место, с которого горнолыжнику можно прыгнуть вниз, природный трамплин.
Прыг - тоже самое, но меньше по высоте.
Лайтовый - от английского light, легкий.
положняк - от слова "пологий" - склон с небольшим углом наклона.
кошерный - изначально понятие, обозначающее пригодность пищи для употребления богоизбранным народом). В наше время приобрело смысл одобрения или пригодности чего-либо вообще ( (c) lurk).
Общий перевод:
Свежевыпавший снег хорошего качества в размере 15 мм осадков засыпал непроезжие каменные россыпи, превратив их в линию спуска внетрассового катания, на которой можно попрыгать с природных трамплинов. Поляны в зоне лесного катания, образованные транзитом лавинных масс стали пологими склонами с уклоном 30 градусов с небольшими трамплинчиками, с которых не страшно прыгать любителям и травмированным.
Ром , ............." Но посещение родительского дома - это не совсем путешествие – так что о том, как все прошло - рассказывать не буду. Хотя рассказать о чем – есть))))."..... рассказывай очень любопытно . А за состоявшийся рассказ , премного благодарен , хотя честно скажу.... с опаской читал о -40 С , и о -38 с " Ура!!! потеплело !!!".Навеявело воспоминания о моих мытарствах в Восточной Сибири в молодости . С тех пор терпеть не могу морозов , и с содроганием представляю как Вы , фрирайдеры ,добровольно себя обрекаете ... но " брилиантовый запас на головой " тому компенсация . Вобщем , очередной раз Спасибо
Писать о историко-географическую справку о Крыме – этом непотопляемом черноморском авианосце – дело неблагодарное. Что важнее упомянуть – про первого крымского фермера бога Диониса или отца русского виноделия князя Голицына? Рассказать про древнегреческий Херсонес или пещерный город Чуфут-Кале? Подискутировать о противоречивой даже согласно официальной версии истории Крымского ханства или непрекращающейся как минимум с 15 века агрессивной турецкой экспансии? Разобрать стратегические особенности сдачи Севастополя Канроберу или Манштейну? Обсудить, обиделся ли Виссарионович на «дядю Джо» в Ливадии или откуда Черчиллю в Алупку привезли аквариумных рыбок?
Вопросы, вопросы – как у Урганта во «Взгляде снизу»… Аргонавты или кузнец Демерджи? Крещение князя Владимира или утопление папы римского Климента? Портвейн или Мускат? Генуэзские крепости или подскальный Объект 825 ГТС в Балаклаве? Ай-Петри или Роман-Кош? 35 батарея или Аджимушкайские каменоломни? Ставрида или Камбала? Черноморский флот или Качинская авиашкола? Волошин или Аксенов? Артек или Ласточкино гнездо? В общем, много их. Включая, конечно же, главный – #Крымнаш?
Курс доллара, который мы первым делом пытались узнать, вылезая из двухнедельного таежного уединения в цивилизацию электрички - заставил обратить взгляд на внутренний туризм. Тем более, что одни знакомые настойчиво рассказывали о двадцати градусах жары в темноте новогодней ночи с видом на Аю-даг, а другие с придыханием упоминали о давнейшей мечте – услышать заветные двенадцать ударов на Ялтинской набережной. В общем, консенсусно решили – давай проверим, как можно погреться на территории возвращенного в лоно духовных скреп «Восточного средиземноморья» в условиях зимнего прекращения действия единого крымского билета. Поскольку на самолете – в Париж дешевле было).
Отдых начался с жемчужины юга России – Анапы. Точнее, с гулкой тишины коридоров местной гостиницы с смешным не закрашенным граффити у центрального входа: «Катя, я тебя люблю, хоть ты и овца». 30 декабря в корпусе было занято всего три номера – включая мой и комнату охранника. Но мне нравится мизантропная пустыня сосновых аллей, брусчатых набережных и закрытых магазинчиков зоны турбизнеса. Хотя некоторые и в сезон не перерабатывают – собственными глазами видел расписание работы интернет-кафе – с 10 до 13, суб-воскр выходной). А пока – идем к морю. Мимо забытого шампурика шашлыка в советской витрине у погасшего мангала кафе при очередном «хотеле», страннейшей архитектуры цирка Никулина в 40-тонном морском контейнере, закрытого аквапарка и пустынной крокодиловой фермы, практически заколоченного морского вокзала, у которого вход, точно гарри-поттеровская платформа 9 и 3/4 – открывается не всем. Я, например, его не нашел).
Пляж встретил свинцом штормовых валов и печальной сединой бараньей пены. Такая погода у меня всегда ассоциировалась с печалью Джо Дассена об «индейском» бабьем лете. Как потом оказалось, «вот такое хреновое лето» заперло автолюбителей на переправе Керченского пролива на 42 часа ожидания под градом и порывами, переворачивающими неудачно поставленные под ветер легковушки.
А я же ушел наблюдать за степенной белоснежностью шипунов в плавнях и гонять удодов по колючим прибрежным зарослям. И слушать специфические выкрики фазанов в заросших рогозом ирригационных чеках. Кстати, уток тут тоже немеренно – правда, в основном, лысухи и чернеть. А вот крякв - наоборот, минимум. И множество приморских кошек на улице.
Крайний день года прошел под знаком транзита Анапа-Судак. Самый сложный трансфер – из Анапы до порта Крым. Поскольку до порта Кавказ - всего два местных автобуса в день, транзитные ездят через день и на них выделяется минимум билетов, которые в праздники все были раскуплены на неделю вперед. С подсадкой тоже тяжело и зависит скорее от человеческого фактора, нежели от сохраненного института-обычая - в отличии от Крыма).
Таксисты же ломят неподъемные цены – я из Минвод до Терскола дешевле ездил. Хотя по километражу там как минимум втрое больше. На пароме же главное – чтобы он ходил. Но это скорее – для автовладельцев. Большие греческие автовозы в бурю стоят обычно на приколе, а вот пешеходы вполне могут уехать и на маленьком «Ейске». Как было в только что закончившийся шторм. Как только оказываешься на дрожащей от мощи дизеля палубе – начинается обычная пассажирская рутина. Мягкие кресла кают-компании, маршрутка №1 до Керчи, потом попутный частник до Феодосии, а там, на автовокзале мы влезли в древний форд курьер знакомых и, разминая затекшие от 55-километрового сидения на рюкзаках ноги, в темноте спустились с перевала в новогоднюю ночь древней Сугдеи. Медленное отогревание неотапливаемого гестика 2-х киловаттным козлом, селедка под шубой, мандариновый запах и розовый брют Фанагории «с ароматами багульника и вербы», скучное поздравление президента на фоне цифровой декорации не завешенного лесами кремля и – спать.
А утро начинается с перескакивающего со стен древней генуэзской крепости на твое лицо солнечного зайчика, нежности голубого неба и лая хозяйской собаки во дворе.
Как говорится, Судак – это не рыба, Судак – это узкий утренний серпантин в Парадиз, мимо так и не достроенного космонавтного санатория под горой Орел, что соперничает в брутальности с горой Сокол, и заросли можжевельника на обрывистых берегах – как оказалось – могущего быть ядовитым – хотя я вот раньше без опаски ягоды употреблял. И поздравления с Новым годом на склоне ботанического заказника от туриков, встречавших праздник в ночном холоде Царской бухты, просящую милостыню местные ласковые двортерьеры на фоне испытывающего утренний сушняк Аю-дажного мишки и заснеженные вершины Ай-петри вдалеке. На ЮБК снег – есть).
Горячий свежесваренный кофе под утреннюю татарскую выпечку на могучей деревянной скамейке из плах под могучими сосновыми аксакалами, голубое небо, аквамарин воды и зелень кипарисов - в общем, на вид – Хорватия Хорватией, правда без прибрежных островов. И море – искрится, правда без белеющего одинокого паруса– на акватории ни души, вообще никаких транспортов, за исключением вездесущей медузни у берега). А потом - красное шампанское на тропе Голицына под брызги наката на краю мыса Капчик, грот Шаляпина с непонятными новодельно-отреставрированными стеллажами для бутылок, брют на обледенелом пирсе Ново-Светской набережной и местные упитанные коты, вылавливающие малька в пляжном прибое.
А затем – телепортация на Меганом, мимо глинобитного недостроя «татарских офисов» на лучший судакский пляж, полностью укрытый черными матами выброшенных штормом водорослей. Где выход пород в песчанике напоминает стены разрушенного городища, а берег соседней бухты - лунный пейзаж застывшей лавы вулкана. И аборигены, совершающие вызывающее у смотрящих озноб омовение - в стуже морской воды под багровыми тонами заката.
А следующим утром мы рвем дикие финики в Солнечной долине на променаде около опустевшего зимой винзавода, пытаемя сделать приличное дабл-селфи с видом на пограничную часть и подбираем яшму и куриные бога на пляже. Потом сквозь пейзажи дикого запада страны Мальборо по промытому дождями грейдеру, через глубочайшие балки и бескрайние виноградники мы подкрадываемся к полуразрушенному киногородку, чьи декорации напоминают скорее разрушенные басмачами пригороды Хорезму, нежели высокие кинопроизводственные технологии.
Берег встречает расстрелянным картечью знаком «Заказник Лисья бухта», прогулка по пляжу по-над песчаниковыми кручами, баня на мысу, палатки – как в кино дикари, А затем неспешная беседа с местными старожилами, обсуждение гортекса, путешествий по Югославии и тус в пещерах Мангупа, рассказы о тутошней весенней рыбалке и особенностях производимого виверровыми кофе. Спор «лювак или циветт» так и остался недоконченным - но местные вторую чашку кофе пить не рискнули))).
И снова Меганом, но теперь повыше – на плато, и закат под локальное каберне и понимание, почему перистые облака называются перистыми. Розово-сиреневые небесные взрывы заката сопровождаются оранжевые всполохами тонущего солнца.
Вечерний телевизор показывает ротацию укровойск на тогда еще не взятом ополченцами донецком аэропорту – на экране снег, ветер, и -20 мороза. Еще ниже – температура на новогодне-праздничной главной площади в Луганске. В Днепропетровске машины в утонули в снегу, словно это тут пронесся тайфун весенней Камчатки. А на КП и Че – бесконечные паудердеи. Правда, ИКом в новостях отписывается, что заколебался снаряды для зениток таскать)). Циклон идет к нам – пора перебираться южнее.
Утро нахмурилось кучевой вуалью, а мы - бегом к Генуэзской крепости. Мимо пупыря Сахарной головы, на которой провешивает веревку бесстрашный человек-паук в красном, мимо вездесущих голубей и торговцев зоны турбизнеса – вверх, на коралловую скалу. Внутри крепости - достаточно вольный подход к реставрации, как башен, так и стен - особенно явственно проявляющийся при сравнении фотографий «до» и «после». Всегда удивляли камни, вмурованные уже нашими современниками явно не там. Жаль, нет зимой экскурсоводов – потому как внятного объяснения назначения местных каменных арыков со сливами под узкими, абсолютно неудобными по функционалу лучными амбразурами, рассчитанных под каких-то карликов метр сорок ростом – у меня не нашлось. То ли канализация для естествественных человеческих нужд, то ли раскаленную смолу лить. Хотя и то, и это делать неудобно))). Меня же больше поразили полуподвальные цистерны с керамическим водопроводом и древний деревянный идол в экспозиции музея, весьма похожий на Путина. Музей расположен в здании храма – чья история также извилисто прекрасна. Мечеть - католический храм – мечеть - православная часовня - лютеранская кирха – армянский католический монастырь. Разве что буддистов не отметились))). И - невероятно красивые пейзажи вокруг – так знакомые нам по фильмам «Одиссея капитана Блада» или «Пираты двадцатого века».
Прогноз предсказывал послеобеденные дожди – и, к великому нашему сожалению - не соврал. Мы поехали в Ялту - где растет золотой виноград – смотреть дворцы и пить массандру. Зимой прямой автобус до Алушты по красивейшему прибрежному серпантину не ходит – мчим через Симфи. Дверь Богдана автоматически не открывается и водитель, к нашему удивлению, вообще ни разу не чертыхнувшись, на каждой остановке у мал-мала крупного хутора вылазит в стылую морось тающего степного снега, запуская местных бабулек в салон. А что делать, другого общественного транспорта тут нет…
В Ялте мы заселились в доме прямо над крокодиляриумом с балконным видом на набережную и околоподъездной скульптурой крокодайла в цилиндре и с тросточкой, смешно вытягивающего ноги из под перегораживающей окна на ночь решетчатых жалюзи. Правда балконом по прямому назначению циклон воспользоваться нам так и не дал…
А затем поход в Ливадийский дворец, где нам не смогли показать комнату, в которой Серго Лаврентьич слушал американцев, зато рассказали про комплект передовых технологий того времени – были у царя и электричество, и лифты, телефон и даже гараж на 25 авто. Правда о том, почему так долго строили по сравнению с Эрмитажем и почему для резьбы по мрамору нужно было итальянцев вызывать – хотя, согласно традиционной истории, еще 150 лет назад на больший объем хватало собственных «мужиков с фонарями в зубах» - уточнить не смогли. «Исторически так сложилось, однако». И весело посмеялись над прообразом современных демотиваторов – фото купающегося Николая II. Правда, пока еще без демотиврующей надписи. Но даже у меня, не обладающего особой фантазией, пара слоганов придумалась))). И на стол, за которым сидела тройка антигитлеровской коалиции я тайком пооблакачивался.
После Ливадии была беспросветная морось Солнечной тропы, когда с гортекса комбеза за считанные секунды кроссовки наполняются струйками холодной атмосферной влаги и бетонные указатели безрадостно отсчитывают бесконечный оставшийся километраж среди грязи зимней дорожки и стволов поваленных ветром деревьев. До Ласточкиного гнезда в тот день дойти нам было – не судьба.
Зато на следующий день было солнечно, и было Ласточкино гнездо, и наконец появилась чурчхела, и местный котейко на спуске к берегу, который весело с улыбочкой и довольным урчанием ее жрал. И скальный Парус, стремительно летящий над накамом под отрогами Лимен-буруна и, конечно же скромная красота символа Крыма. Кстати, как дача – кем оно в действительности и являлась – вполне себе прилична, хоть и маленькая. Жена сказала – с радостью бы в подобном месте пожила).
А вот другой символ - Ай-петри – был менее гостиприимен. Как только подошли к канатке – откуда н возьмись прямо на троса садится облако и идет снег. Хлопьями - хотя в 200 метрах справа-слева от кабинок небо синее. Знак поняли – подниматься не стали. Пошли в Воронцовский дворец – тот самый замок, который так хотел купить для своей дочери Черчилль. Диабазовая смесь готики, мавритании и древних тартарских львов, подпирающих лапой шар. Который даже в войну работал как музей, где Степан Щеколдин пытался спасти не вывезенную коллекцию мировых ценностей. Что не помешало ему десяточку за «сотрудничество с оккупационным режимом» в 45 заработать. Нужно бы его «О чем молчат львы» перечитать – преинтереснейшее свидетельство эпохи, как только цензура антисоветчину подобную пропустила. А вот ландшафтный дизайн парка, в отличии от картин дворца, оставил двоякое ощущение - озеро с лебедями понравилось. Цвет воды – вообще сказочный. А вот хаос – напоминал скорее о лени царских таджиков, не охота было скалы убирать, вот и оставили как элемент креативного дизайна.
Духовное окормление было решено сменить «веселием Руси» (с). Завод Массандра запомнился прогулкой между гаражей летних кухонь частного сектора улицы «виногора Еделова»), инсталляций из огромного винного пресса под панорамой Ай-петринских зубцов и огромной пустующей стоянкой перед главным входом. Приехавшие турики все как один заявились на дегустацию – мы же захотели в царский подвал. А пока на общей экскурсии мы слушаем о тяжести условий труда чистильщиков винного камня, рассказывают чем бочки отличаются от бутов и удивляемся длиной выдолбленных ручками подскальных галерей. На публику задал пару вопросов про лагары и милензимы – экскурсовод явно не ожидала подобных вопросов от лысого старпера в спортивной одежке. И затем долго-долго смотрела на меня удивленно-уважительно.. А я же под это дело винного грибка со стенки сточил, да пыль царской энотеки отфотографировал на память забесплатно). Жаль, выгнали нас из этого уникального музейного царства с лазерами по периметру и безопасниками в новеньком, с иголчки, юспишном акувском камуфляже у входов – довольно быстро. В магазин. Где мы с радостью затарились знаменитым белым мускатом черного камня. Хотя я всю жизнь думал, что он красный.
А потом был, конечно же, зоопарк на горе – дорогой и частный. Но своих денег – однозначно стоил. Жаль, конечно, что обезьяны были попрятаны по неизвестным зимним квартирам, зато такого количества тигров я увидеть не ожидал. Подвесная тропа над вольером со львами, передразнивающий тебя белогрудый медведь, и даже жираф!!! Но чертовски холодно в горах у Поляны сказок. Кстати, люди животных еще не достали в том объеме, как во всех других посещенных мной зоосадах – по крайней мере демонстративно опой к посетителям в дальнем углу не поворачивался и в норах не шкерился. И тигриным пушистикам в их желтые глаза я прямо сантиметрах в тридцати спокойно смотрел. Хотя табличку «пальцами животных не кормить» по моему мнению, не помешало бы. Правда, вместо пальцев можно использовать специально продаваемый корм на входе – хочешь для хищников, хочешь для козлов или птиц – и через специальные трубы безопасно в клетки с карниворами передавать. Копытных можно кормить с руки – правда выражение морды ревнующего свою подругу верблюда, готового прицельно залепить тебе в лицо вязкой жвачкой – несколько напрягло. А настойчивость бяшек из контакного «Бабушкиного дворика» - так вообще вспомнить про трэш кина «Паршивая овца». Еле ноги оттуда унесли).
В общем «общением с природой» - насладились. А вот летнюю сладость секреции субтропиков Никитского ботанического сада, ныне убитую снежной погодой в уныло-безвкусную серовато-зеленую растительную пресность - коллегиально решили пропустить.
И, на следующий день мы уже были в городе воинской славы – Севастополе, знакомом мне, в основном, по творчеству Павла Ефремова с биглер-ру, описывающего свою курсантскую юность. Графская площадь, бухта Голландия, суровость комендатуры и вино от бабы Нины. Конечно, ассоциативно вспоминается и Толстой с, как ни странно, Достоевским – но это «было давно и неправда» (с)
А пока мы идем по извилистостям Портовой и Ленина, что вторят изгибам Южной бухты и осматриваем памятник Нахимову на площади Нахимова, который как бы не совсем Нахимов и не совсем «тот самый» памятник))). Правнук «шляхтича-казака (не разжигаю) лицом к морю – пустой постамент - Ленин на постаменте Нахимова – опять пустой постамент – снова Ленин уже на новом пьедестале - и, наконец, новый Нахимов, на этот раз – уже отвернувшийся от так любой им акватории и внимательно наблюдающий за работой городской администрации. Нехило они там друг с дружкой жилплощадь делили). Кстати, крайний переезд был по воле Хрущева: «Нахимова вернуть на прежнее место, а Ленину – найти место получше». Что имел генсек в виду, какое это лучшее место нежели главная площадь города – тайна, покрытая мраком)))
Температура прыгала вниз, на патрули моряков, гордо подставляющие голую шею пронизывающему ветру (без всяких кашне и сопливчиков) – смотреть было холодно. Вечер же закончился страннейшей «экскурсионной поездкой по городу» на кольцевой маршрутке с единственной конечной в Казачьей бухте. В темноте – выглядит как Бутово какое-нибудь, даже и не скажешь что там яхт-клубы с дельфинариями присутсвуют))).
Утром же солнце слепило глаза, а термометр радовал -23. Половина местных машин – не завелась. И мы пошли в Херсонес – смотреть древнегреческие развалины на фоне штормящего моря. Продрогли по пути – не то слово, жена даже использовала местного котейку в качестве грелки, пока мы 15 минут ожидали «отлучившегося буквально на минуточку» билетера. Так что потом по «недо-мегалитам» (с) бегали быстро, периодически забегая погреться под тепловыми пушками, обслуживающими разнообразные выставки. Ну заодно и на экспонаты интересно было посмотреть – я вот технологию голограммирования артефактов там впервые увидел. Хотя, вангую, для предоставления подделок вместо реальных вещей – тут море разливанное возможностей.
Хотя и с камнями было все не так гладко. На порядок различающийся уровень технологий старых и новых блоков городских стен, странные реставрации, где у пропилов шаг - сантиметра 4 минимум, необъяснимое с точки зрения обычной житейской логики расположение склепов в периболе – в общем, конспирология, как обычно, рулит…
А море – парило. Иней покрывал минимум метров двести от берега. Седые ракетные катера и эсминцы величаво дремали у причальных стенок военной части с уже андреевским флагом на воротах. Искорки солнца на воде, пушистые иголки инея на ветках под ордерами колонн и мерное гудение меди туманного колокола, взывающее, как мне тогда показалось, к памяти о брошенных на произвол судьбы нашим командованием и коварно подставленных под бомбовые удары авиации и артиллерии противника участников обороны Севастополя в 42 году. Зачем, спрашивается, точно зная, что кораблей для эвакуации не будет, собрали их столько с фортов и окопов передовой на обрывы Херсонеса?
В общем, вопросов было много – жаль экскурсоводов местных, по причине несезона и холода – ни одного…
Зато они были в панораме героической обороны Севастополя на Историческом бульваре. Как оказалось, сей жанр батальной живописи прошел абсолютно мимо внимания моей любимой жены, она даже не знала, что такое на свете бывает. Правда, пока на аллее якорей мы рассматривали чем же адмиралтейский сабж отличается от галерного – опоздали на текущую экскурсию – и догнали их уже непосредственно у полотна, пропустив практически все самое интересное. Так что пришлось нам уговаривать бабушек-смотрительниц запустить нас по старым билетам в музей на второй круг. К слову сказать, вторая экскурсия нам понравилась больше.
Поскольку было весьма художественно изложена биография Франца Рубо, который на самом деле Франсуа, и о том, как любил француз славу русского оружия в неметчине рисовать, и про то, как убирали воинские подразделения и объекты из окрестностей музея, дабы немцев на культурный вандализм не провоцировать. Правда, поскольку уж очень ориентир был заметный – это не помешало нацикам пару снарядов артиллеристских и зажигалку с лаптежника прямо в здание положить. И, что самое интересное, тушили панораму – не пожарные, а вот те самые убранные из окрестностей солдаты и моряки-черноморцы. Откуда взялись только – не иначе как в увольнении поблизости гуляли. Вот такой вот когнитивный диссонанс и никаких сомнений в истинности сказанного у музейных работников. Кстати, вывезли сгоревшее полотно на лидере Ташкент, сделанным гением трудового народа на верфи Ливорно в Италии и эвакуировали его на мою малую родину – в Новосибирск, где и было принято решение о том, что нарисовать новое выйдет интереснее и дешевле, нежели старое восстанавливать.
Так что хоть и новодельное полотно – а поразило сохраненной авторской сиреневой прозрачностью черноморских рассветов. И еще - словно бы снежной белизной севастопольской земли на натурном плане. Правда об этом уже экскуврсовод не рассказывала – пришлось лично вопросы позадавать. Правда она не рассказала и о том, что в день, изображенный на панораме ни Пирогова, ни Нахимова на Малаховом кургане не было, и что Даша Севастопольская, судя по истории с награждением ее императором золотой медалью и кучей бабла всего через два месяца после начала обороны города без предшествующих трех серебряных - оказывала не только медицинскую помощь. И личное предоставление от самого великого князя, а то и двух) - где великий князь, а где маркитантка, дочь матроса и прачки, так же навевает определенные мысли. Дело Жукова с награждениями ППЖ длинные корни имеет однако). И не было рассказано, что любимая всеми горнолыжниками, террористами, спецслужбами и «Пусси райт» «балаклава» - была связана мерзнувшими англичанами под одноименным городом зимой 1854 года, и реглан – это плащ имени того самого барона, который «атака легкой кавалерии», где голую пятку британских улан, драгун и гусар в кровь рассекла шашка артиллерийских батарей Азовского пехотного полка. Практически за 90 лет до поляков из Поморской кавалерийской бригады с шашками наголо атаковавших бронетехнику Гудериана.
А ведь подобные моменты – имха – и есть соль истории.
Кстати, о науке «цитат из Торы»))). Моя школьная память усердно продвигала тезис о Крымской войне – как о конфликте русских с Портой за право выхода в Средиземку. А потом уже «англичанка гадить» начала. И термин «война за ясли Господни» услышал - только когда решил чуть поглубже о русских подвигах копнуть. И прочитал об отнятых Ватиканом яслях Господних и ключах от Царства Вифлиемского, и о краже положенной православными греками на месте Рождества Христова Вифлиемской звезды, так похожей на царскую державу с целью замены ее на подложную латинскую. И о том, что битвы велись не только в черноморском тепле, но и на Соловках и Камчатке, и об избрании главной мишенью для нападения именно Крыма и Севастополя, который являлся не только военной базой России на Черном море, но и колыбелью русского православия. Показательно, что французы «возьмут в плен» Херсонесский колокол, который почти 60 лет будет висеть в соборе Парижской Богоматери и возвратится на свое место только после неоднократных требований русского правительства.
И очень странно, почему в музее нет хотя бы дубликатов фото того же Фентона, где Крым представлен просто постапокалиптическими пейзажами с древними развалинами, вокруг которых еще не осела пыль и не выросло не единого деревца. И не упомянуто про смешных английских лошадей и первую крымскую железную дорогу со шпалами из дубов шервудского леса, и не раскрыт принцип странной швартовки кораблей в балаклавской бухте. И почему Севастополь будет назван современниками «новой Троей».
В общем, опять вопросы без ответов - а ведь мы даже и не касались временных отрезков второй мировой. К сожалению, погода не позволила удовлетворить мое любопытство и милитаризм. Так что есть повод вернуться – хотим по теплу, но без людей. Интересно, в нынешних условиях – выполнимо?
ЗЫ: И снова отступление – на этот раз о погоде. Разглядывая телевизионную красно-синюю мешанину атмосферных фронтов на прогнозных картах, Диана изрекла любопытную речь)
- Думается мне, что ИКом на самом деле не предсказывает погоду, а колдует ее - не зря же с птицами разговаривать умеет.
- И что же он так себе новогодние праздники то наколдовал – всю неделю 30-килограммовые болванки к КС-19 таскать?
- Ну, значит, ошибся где-то в заклинании)))…
О, Инкредибл Индия – страна, никого никогда не оставившая равнодушным. Или любовь с первого взгляда – или такое же по силе отвращение. По крайне мере – у всех моих знакомых было так. И не только у моих.
Но мне она – нравится. За красоту восьмитысячников Качеджанги и аквамарин однофамильного океана. За дреды садху и тюрбаны сикхов. За реальную древность культуры и арийские корни. За до сих пор носимые сари и дхоти. За делийский Мейн базар - эталон мусора и скачухи у самостоятельных путешественников. За Болливуд наконец – хотя сам предпочитаю фильмы телугу.
Перечислять это можно бесконечно - как и пересказывать впечатления от крайней поездке. Долго думал – чем удивить Ежика в этот раз). И, стоя в пятничной пробке на Новой Ленинградке озарило – а расскажу-ка я про транспорт. Про транспорт - но не про шринагарские взлеты по-истребительному от пилотов уже закрытой ныне авиакомпании «Кингфишер» и не про мегаскорости местных автобусов без боковых стекол. Я не затрону вальяжность такси, где классика кожаных салонов амбассадоров остается вечной вот уже больше пятидесяти лет и не опишу лихость тук-тукеров, ловко объезжающих коров и людей на узких улочках, причем - как я совсем недавно узнал – на дизельных движках. Нет, нынче мы поговорим - о поездах.
Как только произносится словосочетание «индийский поезд» – у всех в голове стразу же всплывают интернетные картинки с толпами людей, облепивших - точно муравьи - крыши, тамбуры, окна и даже сцепки вагонов или известное ютюбное видео проезда локомотива сквозь овощной рынок (который на самом деле, конечно же, вьетнамский, но все зрители почему то с жаром утверждают что это – Индия). А вот про нереальный же голливудский комфорт экспресса, показанный в Андерсоновском «Поезде на Даржилинг» с Броуди – не вспоминает практически никто. Хотя фильм сам видели. А это – показатель).
У самостоятельных путешественников знакомство с индийскими железными дорогами обычно начинается с увлекательнейшего квеста регистрации на их сайте, который практически невозможно пройти без индийской сим-карты или же переписки с индобюрократией от жд. По крайней мере, я его не прошел – хотя честно неделя потрачена была. Так что забил и покупали мы билики в единственной на нашем маршруте, как оказалось потом, привилегированной нью-делийской кассе для иностранцев (с кондишином). Пройдя через традиционный развод местных помогаек с неработающим офисом (работает круглосуточно), нами были благополучно добыты билики в Кералу – причем в кондиционированный вагон. Их в паровозе мало, раскупаются практически мгновенно с момента открытия продаж (за 45 дней до) - так что повезло. Правда, оплату карточками там так и не ввели – так что пришлось в поисках банкомата по вокзалу побегать – зато безналичный курс был не в пример аэропортовскому. Жена, кстати, повеселила – что это, спрашивает – места у нас не рядом? Ой, да это же возраст)).
А вот для поездки в Агру пришлось переезжать на соседний вокзал. Иностранная касса продавала только на послеобеденные рейсы, ждать 8 часов не особо хотелось, а беготня по сорокадвухградусной жаре с впиской в вэйт-листы и не слишком большой вероятностью подтверждения за два часа до отхода поезда – не особо привлекала. Как и туравтобус с ценником на двоих дороже, чем я в прошлый раз на такси ездил. Так что препэйд - тук-тук - Низамутдин.
А там – три человека перед окошком, 150 рупий (курс ныне примерно 1:1) за билеты во второй класс в любой поезд на сегодня и невкусное фабричное ласси в кафе для белых людей и новых индусов - с усатыми жилистыми полицаями и рамкой на входе. Вокзал, как обычное, встречал индустриальными пейзажами с текущей из труб воды, гоп-компаниями манки и привычно возлежащих на этнических простынях индийских семей в сари и кэжуале в ожидании поездки. Правда, в отличие от прежних поездок – на вокзалах практически не стало крыс. Но у продавцов еды, воды и фруктов – все также нет сдачи на купюру свыше 500 рупий. Да и на 500 – не у всех.
Эх, уж если вовлекаться в страноведение – то уж сразу, нырком - как в глубокую холодную речку, бессмысленно и беспощадно)). Второй класс – это тот самый вагон с индусами на крыше. Общий, кто первый сел – того и тапки. С полицейской видеосъемкой пассажиров непосредственно перед отправлением. С половиной, отданной под багажное отделение. С восемью-десятью индусами, сидящими на стандартной трехместной половинке скамейки из наших электричек. С неприкрытой дедовщиной, когда старшее поколение непринужденно сгоняет молодых, взгромоздившихся на багажные полки. С лучшими традициями московского метро, когда на остановках волна заходящих забрасывает выходящих обратно в вагон. С естественной вентиляцией при работающих через один ветилятор, к практически каждому из которых за шнурки привязаны ароматные кроссовки багажнополочных пассажиров - когда раскаленный воздух обжигающей волной скользит сквозь железные оконные решетки в никогда не закрывающиийся дверной проем тамбура, обволакивая тело липкой духотой.
Мы же, расслабленные прохладой кафешной вертушки и российскими понятиями о времени подачи вагона, в лучших своих традициях чутка опоздали – последнюю сидячку заняли буквально на наших глазах. Пока пытались осознать увиденное – заняли и крайнее (лучшее из оставшихся) место на пороге тамбура – когда обдуваемый условно свежим встречным ветерком сидишь, свесив ноги с подножки вагона наружу. То есть перспектива нам светила на ближайшие 200 км – ехать стоя среди толпы упитанных индусок в сари, звенящих браслетами и поблескивающими кольцами на пальцах ног и аксакалов, неаппетитно чавкающих чапати и зачерпывающих руками вежетабл райс с газеты. Но судьба над Дианой смилостивилась – минут через тридцать, хоть и с небольшим скандалом с уже настроившимися на несколько повысившийся комфорт сосидельцами, выходящий индус посадил ее на свое бывшее место. А у меня впереди была четырехчасовая роль дневального и легкий тепловой удар)).
Зато кондиционированный 3АС – поражал прохладой, хотя российские интернеты пугали истинно сибирским холодом. Так что спальники везли зря, выданных простыней и одеял – хватило за глаза. Вагон напоминает нашу плацкарту, правда не с двумя этажами коек в «купе», а с тремя. Так что если ездить в одного – лучше верхние места заказывать. По крайней мере - никто на территорию покушаться не будет. А в Индии с этим запросто – регулярно наблюдал как вечером контролеры в форме, чем-то неуловимо напоминающую ныне распиаренную от «Почты России», безаппеляционно сгоняли законных пассажиров с сидушек крайнего купе и занимались там пару-тройку часиков своими отчетно-арифметическими делами. Народ же привычно безмолвствовал). Кстати, проводники в вагонах в нашем понимании – отсутствуют как класс. Зато присутствуют затемненные окна, шорох кондиционера и «средний класс» в попутчиках. Хотя достаточно большое их количество уже Россию как страну – не припоминает. Все или с ноутами – как тусовка из соседнего купе, напоминающая времена наших видеосалонов – когда человек пятнадцать в напряжении следят за сюжетом «Сингама», или же со смартфонами – причем китайчатина/фирма - половина на половину. Так что купейные розетки (по числу пассажиров, каждому своя) – были заняты практически всегда.
А вот в слипере – розеток на вагон всего две. В тамбуре. Где двери или открыты на постоянку или никто не мешает тебе их открыть самому. Или сесть, свесив ноги над мелькающими со скоростью 80 км/ч шпалами. Я там обычно и тусил, ожидая окончания электрозаправки гаджета. Остальные же шесть-восемь человек проводами, уходящими к спрятанному в кармана девайсу – устраивали стоячую демонстрацию на межвагонном проходе. Я, поскольку всегда на выезды беру с собой пилот – пользовался у индусов особой популярностью. С правом «казнить или миловать» в отношении свободной розетки, чем регулярно и пользовался))). Поскольку индусы регулярно устраивали «ЕЭС индиан стайл» с мешаниной проводов и искорками КЗ. Кстати, добиться нормального контакта не через удлинитель с толстой вилкой – у меня ни на одной розетке за все время нашего пребывания нормально не получилось. Как и чем их здесь умудряются так раздолбать – науке и мне до сих пор неизвестно)))
А мимо проходят побирающиеся нищие и калеки, прогоняемые (как научили меня впоследствии) мантрой «Аллах акбар»), продавцы цепочек из желтого металла ценой в чашку кофе, торговцы чем-то, что очень похоже на кондомы (потом уже увидал надпись на пакетике анти-табак, но абориген, который засунул его, точно банальный среднеазиатский насвай, за губу – почему то опять вызвал сомнения в истинности надписи ), местные жители с мешками, полными орехов или попкорна и подносами нарезанных овощей или домашних сладостей, люди с так необходимыми в слипере замками и цепочками или с ведрами, заполненными бутылками кольд вотер или дринк.
И утро начинается с криков «чой – кофиИ», когда люди в черных футболках с желто-красной надписью «Милс он вилс» звенят блестящими «экспрессами» и льется в одноразовые пластиковые кружечки инглиш ти с молоком или специями масала и день продолжается быстрым бормотанием заклинаний «бла-бла-бла самоса» или « бла-бла-бла бирьяни» с прерывистыми воплями «томато суп» и завершается записью в специальную тетрадку твоего заказа на ужин. А на пятиминутных стоянках в крупных городах местные продавцы с перрона доверчиво засовывают покупателям пайку сквозь оконные решетки, а пассажиры, решившие прикупить бананов или манго на станции – уверенно запрыгивают на ходу в открытые двери трогающегося состава.
И стучат колеса, и прыгают под сиденьем пристегнутые гламурные чемоданы, и перевязанные особым способом картонные коробки, мешки со свастикой и ящики с грозной надписью «индийская армия». Оружие в паровозе тоже присутствует – но не так, как раньше, когда холодок ствольной коробки приятно давил на колени в компании бутылька рома и индийских дембелей, но в алюминиевых кейсах с надписью почему-то «cannon» (пушка по нашему). Правда их, закрытых на замочек который можно открыть даже не шпилькой, а спичкой – можно было встретить в неожиданных местах, типа пристегнутыми в том же межтамбурном переходе слипера. Где за ним не наблюдает никто, кроме все тех же заряжающих телефоны гражданских и проходящих по своим делам 100-500 бродяг.
И в каком бы вагоне не находился - за окошком бурлит такая непривычная местная жизнь. Местные подростки в китайских джинсах рубятся в крикет или футбол, местные женщины в сари носят щебень в тазиках на голове, который им кетменем насыпают другие женщины в одетые в чуридар, а местные мужики в саронгах пытаются напоить пересохший зев огорода. Островерхие конусы шалашей с плетеными крышами из веток пальм сменяются белокаменными замками на холмах вдалеке, а среди непонятного предназначения мини-пагод из кизяка привлекает внимание элеткрощит – так похожий на распятого робота из трансформеров. Едем мимо аккуратных рядков могил – точь-в-точь как на послецунамной Шри-ланке (до океана минимум шестьсот км), эшелонов с незачехленной военной техникой, и загруженных платформ и хопперов, рядом с которыми всегда присутствует полувагон со смотрителем. Причем реально полувагон – шестиметровая - не больше – площадка на одноосной тележке и жилой модуль–кубик с двухметровыми сторонами на ней. А на шлагбаумных переездах ослики с пухлыми хурджинами терпеливо ожидают его открытия и в тени моста над обмелевшей речкой укрываются от жары мелкорогие козы. Затем пейзаж разбавляют лонгхорны, зебу и баффало, белые эгреты и коричневые браминские коршуны, пятнистые полудикие свинки и ленивые рыжие бассенджеры. Серо-желтый буш c неопознанными чахлыми растениями в засушливой почве и деревьями, ассоциирующимися у меня с бамбуком и эвкалиптом одновременно - трансформируется в зелень крутобоких холмов с кокосовыми пальмами и покрывалами банановых листьев. И кактусы – отделяющие зону отчуждения жд, привычно покрытую культурным слоем одноразовой пластиковой посуды от чистой земли крестяьнствующих деревень. Поскольку народ в поезде особо не заморачивается – выкидывает мусор прямо в окно. Хотя некоторые молодые индианки (пацаны в этом замечены не были) уже немного стесняются – и запихивают гарбидж в мусорку под умывальником в тамбуре. Беспокоя обычно спящего на этом месте какого-нибудь бедолагу, с билетом без места или просто договорившийся с проводником (личные неподтвержденные домыслы), на которого регулярно льется грязная вода, когда привилегированные обилеченные пассажиры совершают свой водный моцион или чистят зубы. Кстати, индусы почему то предпочитают чистить зубы именно у умывальника – по крайней мере в заходящих в сортиры с зубной щеткой в руках я не замечал. Их, кстати, в вагоне два – обычно один с санфаянсовым другом, другой – в «индийском стиле» (так написано над дверью) с генуэзской чашей и жестяной кружкой на цепочке. По понятным причинам и отсутствием института орла – пассажиры обычно предпочитают медитировать в индийском))).
А вот составы в пути медитировать практически перестали. По крайней мере наши поезда приезжали не позднее 40 минут от заявленного, что для Индии считается – чуть ли не заранее пришел. Исключение - обратный путь до Нью-Дели. Шесть часов на двадцать километров. Крайняя серия гималайских толчков, как сказали в новостях – законных три балла по товарищу Рихтеру. Не знаю, не заметил – хотя подозрения конечно же возникли; все эти двадцать километров впереди электровоза шел специальный человек, рулеткой замеряющий ширину железнодорожной колеи. Вода к этому моменту была благополучно допита, а торговцы жидкостям к моменту пересечения поездом столичной границы – исчезли точно динозавры в кайнозое. Чуть богу душу не отдал от жажды. Когда же запотевшая полторашка появилась в руках – через каких-то три глотка живительной влаги осталось чуть-чуть на донышке. Пришлось еще одну покупать).
Вообще, наши свадебные путешествия всегда проходили по краешку каких-то катаклизмов. То мы срочно сматывались из Камбоджи под отголоски тайфуна Хайан с Филиппин, то смотрели с Рудных гор на затопленную Саксонию или вот теперь – землетрясение в Гималаях, практически стершее с лица земли старые кварталы Катманду. Ежегодно лично нам природа напоминает – БП возможен. Но - чуть попозжа).
А пока не наступил – живи полной жизнью: были и манговые ласси с видом на Тадж-Махал, и отражение нападения мартынов на Диану в Итимад-уд-Дауле, аюрведический массаж, где тебя обмазывают вкусно пахнущим маслом точно будущую курочку масала (с), и сбивающее с ног обратное течение пляжа Варкалы под непрерывный свист неутомимого спасателя, как оказалось, не только мне напоминающего интернет-мем «Черный властелин». И нарядные костелы юго-западного побережья, где «не кто-нибудь, а Иисусик» (с) – прячется в каменных нишах, один-в-один напоминающие вход в Московский зоопарк и веселенькие цвета местных мечетей, с минаретов которых непрерывно несутся рэп-битвы мулл в честь первомайских праздников и уличные представления с автопарадом индуистких богов, куклами выше человеческого роста, барабанщиками и крутящими сальто смуглыми подростками. И белая зависть местных рыбаков, не сводящих взгляд с складного декатлоновского камперлана во время рыбалки на бэквотерс, тенистые серпантины Пон-Муди, бесстрашие молодых индианок, на каблуках штурмующих треккинговые тропы к водопаду Каллара, неспешный вечерний чай с задушевной беседой «за жизнь» со служащими «форест депатмента» на ведомственной даче, показавшими новый способ снимать пиявок без использования зажигалки и мое неподдельное удивление, в «тот самый момент» когда местный мотоциклист, помогая мне в ночи заправить обсохший дырчик, ловко отгрыз горлышко пластиковой полторашки на воронку. Наконец, скромно-колониальное наслаждение закатом на балконе с завораживающим видом на отражение синевы вершин Западных Гхат в зеркале Нейяра под рычание азиатских львов и, конечно же, конспирологические загадки внутренних углов пещерного храма вырезанного в базальтовой глыбе Коттукала или вот уже вторую тысячу лет не ржавеющего железного столба в Кутб-Минаре.
Это и была – наша Инкредибл Индия. Три с лишним недели весны и три с лишним тысячи километров с севера на юг. Связанные в единое целое кровеносной системой железнодорожного транспорта. Но жена моя с Кералы обратно в Дели - на самолете полетела)).
Лимасол, день второй. Облачность вчерашняя уступила место солнцу. В общем, не так уж чтоб сильная жара, около 25, а вечером так вообще прохладно. Местные радуются, говорят что в этом году прохлада задержалась. Но и в море не так чтоб страсть как хочется, вода около 20. Посему знакомимся с окружающей средой. К дорожной среде пока приноровиться не очень получилось, особенно с пересечением двухполосных улочек с примыканием к круговым развязкам. Кто, откуда, куда попрется угадать сильно сложно, а самое главное очень хочется и перейти дорогу, и страховкой не воспользоваться. Машины тут по сравнению с прошлогодней Грецией сильно пафоснее. На Московские более походят. Ушатанных японо-франко-итальянских малолитражек не встречается. Пролетают кроссоверы, премиальные немецкие автобренды. А вдоль дорог может мусор грядой лежать и вдоль центральных улиц сдаются и продаются офисы, рестораны, магазины. Двойственное впечатление. После банковского кидка денежных россиян на Кипре видать придавило и аборигенов. Хотя, ощущение такое что в городе не меньше половины русских. Санкционные импортные сыры-прошутто нашлись только в британской сети Дебенхемс. Цены приличные. Клубника, черешня 6 евро, арбузы от 0.5 до 1.5, зато помидоры не пластиковые на наши деньги 30-60 рублей за кило, но одними помидорами долго сыт не будешь. Да, бензин еще как в прошлом году 80 рублей стоил, так и в этом. Зато рядом обнаружился ливанский ресторанчик. Будем кутить назло всем кризисам. Расположились удобно, не первая линия, но вполне рядом.
- Три удивления -
На Средиземноморье погода в районе 25 и живая вода превращающая попавшие в нее органы в звенящие бубенцы. Опробовано снова вчера вечером. Может для Балтики и нормально, а тут в открытой воде пасутся только российские финоугорцы. Они привычные. Местные студии дайвинга борются за прибыль аки львы и организуют учебные погружения для трех-четырех отъявленных экстремалов по вечерам прямо в бассейне нашего отеля. Сначала одеваются долго-долго, а потом под перекрестными взглядами многочисленных отельных зевак опускаются на полутора метровую глубину голубого кафеля. Тренируются.
После океанариума зеваки шлепают на ужин, а там кроме шведского стола есть и высокодуховная пища. В последний раз солировала девушка под аккомпанемент синтезатора. Вот честное слова, нас, закаленных жизненным цинизмом, сложно чем-либо удивить, но благо, что есть место и удивительному. Публика достаточно живо реагировала на попурри евроданса. Однако, ни средиземноморская лирика, ни Стиви Уандер, ни Битлз, ни Селин Дион, и даже не итальянские шлягеры не имели того успеха как наша Калинка. Человек двадцать французских пенсионеров сначала приплясывали сидя за столами, а под наш шлягер высыпала на танцпол. Удивление номер два - шесть человек прованских бабушек во главе с дедушкой-разбойником удивительно слаженно в составе группы вытанцовывали двумя колоннами с коленцами, поворотами, прихлопами-притопами. Как-будто профессиональные танцоры вспомнили былое.
Неожиданность номер три ждала при выходе из отеля. В десятом часу вечера напротив входа стоял потрепанный фольксваген, хозяин которого доставал из багажника кошачьи консервы, раскладывал в одноразовые тарелки и раздавал окрестным хвостатым. Они ели и на крыше, и на капоте, и везде вокруг его авто. Знающие люди сказали,что на Кипре культ кошек. Чуть ли не в каждой семье есть тот, кто усато-хвостатых прикармливает. Мол, есть легенда что в свое время кошки спасли людей острова. Давным-давно, на рубеже четвертого века засуха многолетняя привела к тому, что земля кишела гадами и люди в панике покидали остров. Вот ч то время, византийская царица Елена, обретая крест Господень на земле Израиля, возвращаясь на родину остановилась на Кипре. И увидев опустение земель приказала из Египта и Малой Азии завезти тысячу кошек. Кошки справились со своей задачей, а на месте их высадки возник монастырь, молвой в последствии так и названный - кошачьим.
- Приятные излишества -
Ни разу не думал что буду писать "про это". Одно дело, когда отмечаешь оттенки прожарки баранины на косточке и как она сочетается со свежим пивом или красным вином. Или достаточно ли сочными получились домашние колбаски и насколько был правилен выбор в их пользу, нежели нежнейшей долмы, рассыпавшейся во рту, когда виноградный лист слабой кислинкой подчеркивает легкость мясной начинки.
Вот, речь не об этом. Загуляв в нетуристический район города решили взять ребенку пиццу из дровяной печи. Соскучился, думаем, в местных тавернах по итальянскому джокеру. Сидим, ждем, когда вынесут его коробку. Тем временем в соседнюю дверь постоянно ныряют местные тетки и выныривают в свои машины с коробками ЧЕГО-ТО. Это нечто оказалось кондитерской. Как показало вскрытие, рукотворные свиитсы более чем "очень даже ничего". Слоеное тесто наполеонок тает именно в тот момент, когда надо, крема ровно столько, чтоб не не перенасытить жирностью и не стать приторным. Песочная фруктовая корзиночка свергла с пьедестала моего хит-парада продукцию французских кофеен. Баланс кислинки киви, аромата клубники, терпкости сливы наполнен мягкостью крема и необычайно гармонично подчеркивался тонким, но плотным тестом. С сахаром тоже все продумано. Только контраст теста и индивидуальность фруктов. Ну и невозможно не упомянуть эклер. Это просто бомба восхитительного заварного крема, едва сдерживаемого тончайшими стенками, покрытая нежнейшим шоколадом. В нашем случае шоколад был темным. Остается только один вопрос, как не сбиться с подсчета возникающих годовых колец на пузе после подобного разврата. Купание пока не предлагать.
- Эмоциональное -
Каждый побег в отпуск из мегаполиса уже известен до мелочей. И всякий раз проживаешь его как маленькую жизнь.
Сначала ты даже не отдаешь себе в том отчета, все мчишь куда-то, тебе нужно обежать все окрест, везде отметиться и все перепробовать как в последний раз. Пара человек перед кассой перед тобой это кошмар, отсутствие официанта с напитками - преступление. Но потихоньку-полегоньку новый, более расслабленный пульс времени корректирует и тебя. Стремнина течения заводит в спокойную бухту. Понемногу раздражение спадает, когти втягиваются внутрь и ежовые иголки приобретают мягкость. Ты реже тянешься к смартфону чтобы проверить почту, замедляешь ход, перестаешь обгонять впереди идущих прохожих, начинаешь созерцать окружающее.
Особенно благословен пятый-седьмой день, в который и погода становится комфортной, и море теплеет, и люди попадаются все более дружелюбные. Даже греческое вино кажется не таким уж и кислым.
Надо чаще перерождаться.
Алтай – царство нетронутой природы, край высоких гор, голубых озер, глубоких пещер и белой воды. Альпинеров влечет сюда глетчерное молоко ледников, водников – буруны мясорубок порогов, эзотериков – поиски знаменитой сибирской Шамбалы – Беловодья. Мой домашний затерянный мир - уникальное место, где можно встретить сразу столько невероятных чудес, тайн и красот, что соперничать с ним могут только считанные уголки на нашей планете. Сказочное королевство - где есть все, что только может пожелать душа. Тут я впервые в жизни лицом к лицу столкнулся с медведем, поймал тайменя и поел маралятины. Рвал золотой корень, поскальзывался на бадане и любовался жарками. А как здесь светят звезды…
Это место вдохновения – тут писал книги и снимал кино Шукшин, лицедействовал Евдокимов (не тогда, когда губернатор, а когда «морда красная»), а небезызвестный М. Веллер, в бытность просветления от своего антисоветско-асоциального образа жизни работал скотогоном, о чем красочно поведал нам в книге «Мишахерезада». Ну и, естественно, Рерих не мог не отметиться. Но о нем, как и о конспирологии – позже).
Путешествие началось с наконец-то произошедшего долгожданного знакомства любимой жены и родителей. На даче, где ты помнишь каждое посаженное в детстве дерево или уложенный в стенку кирпич. Где наслаждаешься роскошью аромата труднодоступных в нерезиновой свежесорванных с грядки помидоров. Наблюдаешь за расплодившимися ныне черными коршунами, так напоминающими ютюбные видео Пам Аус с Аляски. Ну и, конечно же, веселишься вместе с родственниками - когда в ожидании нормальной сибирской ухи, любимая жена пыталась экспроприировать отданные собачкам хребты муксуна. Но похвалу от нее за свою кулинарию – по моему в первый раз - получил)
Сам же город я не зря называю «любимым кишлаком». Как пишет путеводитель для путешествующих по Транссибу иностранцев, Новосибирск – это город, который вы можете смело пропустить. Я жене достопримечательности показал за три часа. Без заходов в музеи и зоопарк, естественно. В общем, консенсусно решили – «так себе городишко» (с). А вот Академгородок – наоборот, понравился. Напомнил ей расслабленную атмосферу курортной Юрмалы. Не смотря на закрытые в воскресенье институты СоРАН – так, скелет мамонта и прочих шерстистых носорогов пришлось разглядывать через окно. Правда, метровые волны, штормовые порывы ветра, белые запятые спинакеров яхт и загоризонтная чернота туч – так и не убедили выросшую на Каспии Диану, что здесь – море. Не дотянула стихия, однако.
Зато порадовали прославляющая частнособственнические интересы цитата Пришвина про сосны и разнообразие граффити на дамбе ГЭС – от «чмоки-чмоки любимую Ленуську» до «хватит кошмарить науку». Дождь же прекратился - в аккурат на алтайской границе.
И мы мчались сквозь золото пшеницы и серебро гречихи, подсолнухи поворачивали нам вслед свои большие брюнетные головы, а голубое небо контрастировало с зеленью овса, совсем как на заставке виндовс 3.11. А потом - музей Шукшина в Сростках в обычной деревенской школе, где классы – больше 30 человекомест - навевали о некоторой надуманности тягот деревни советского прошлого и аромат времени сочился с желтизны вырезок из старых газет и копий эпистолярных переписок с читательницами. Ну и, конечно же, порадовали веселые комиксы о жизни Макарыча, сделанные кем-то из его знакомых-современников (каюсь, не запомнил кем именно). Что особо удивило – на примузейном памятнике у Шукшина - руки питекантропа, толщина предплечий сравнима с бедром. На деревянном в сквере неподалеку – также. Я по фильмам эту особенность у него – не замечал.
А вот музей космонавта №2 в Полковниково – мы решили не посещать. И зону турбизнеса от Маймы до Чемала – проскочили, остановившись только на лукойловской заправке. Пришлось переступить через себя (я после аварии на Ленинском топливо у красно-белых принципиально стараюсь не покупать), поскольку на местных – насыщались исключительно дизели советских еще тракторов или неприхотливые миллионики старых крузаков.
Ночевали в Черге – «стародачном селе», где нещадно дымила печка, топившаяся стандартизитрованным горбылем. Я вот в первый раз увидел поленницу с дровами одинаковой длины и радиуса. Утро порадовало прозрачной синевой неба над долиной Семы, алмазами росы на ковре травы, покрывающем склоны пока еще невысоких гор, и громким мурчанием местных котеек, требовательно просящих) утренний пирожок на завтрак под рогами лося, прибитыми над входом столовой.
Отдых – началcя. И вот ты уже замечаешь, что ритм жизни вокруг – другой, и говор людей вокруг – другой и на местном сырзаводе ты покупаешь вкуснейший твердый сыр, естественно, «Советский» – не менявший свою рецептуру с самого открытия в 1920 г., а на Семинском перевале – молодые кедровые орехи, только что собранные на склонах Усть-Коксы.
И снова наматываем километры в сторону смыкания границ Казахстана, Китая и Монголии, мимо кумысных ферм и сенокосов с тракторами и странными прицепами, зубровых питомников и маральников, мимо перебегающих дорогу длиннохвостых сусликов и под разворачивающимся воздушным боем тетеревятника с овсянкой, сквозь красные, точно марсианские, скальники Усть-Кана и крутые серпантины Громотухи.
Наконец – Уймон. Разноцветные, каких то невиданно кислотных цветов, крыши Коксы, патриотические плакаты, рассказывающие на алтайском языке о подвигах советского народа в ВОВ, медь полей с местной пшеницей, так похожая на рукотворную черная пирамида горы Колбан, вызывающе выступающая из Катунского хребта и смытые или разрушенные прошлогодним наводнением новодельные мосты. А вот вековые быки из деревянных срубов мостов старых – целы. Умели, все таки предки строить качественно).
И вот уже наша база, и авто загоняется на просторную лужайку, и заносятся рюкзаки в домик, и заводится занимательный разговор с местным гидом о погоде и местных же достопримечательностях, и колются кедровые плахи - и ты наслаждаешься местным пивом и ароматным чайком под превращающимися в отблески Млечного пути искрами костра. Ночью же было прохладно – а поскольку печку топить не стал – к утру подзамерз.
С утра же нас ждали лошадки и поездка на смотровую – посмотреть сверху что-как и потестить гужевой транспорт на предмет совпадения нежных городских оп с брутальностью деревенских седел. Мне достался скучающий по ушедшим в другой маршрут сотабунникам гнедой Огонек, а Диане – соловый Чаран. Как настоящие турлошадки, привычные к неопытной руке, кони громко ржали, громко портили воздух показывали идеальнейшую «симулянтскую рысь» всю тысячу двести метров перепада на подъеме. По пути разговорился с местным проводником – про брэченье маралов и ловлю белки петлями, владение нелегальным шершавым и контрабанду пантов, лишение законных стволов и недавний несчастный случай с сибирячкой на четырехметровой скальной стенке перевала. Все, почему-то на около пенитенциарные темы разговор сводился). Но по-доброму как-то и бесхитростно, что ли.
А наверху мы любовались красивейшей панорамой белков, останцами и альпийкими лугами, снегами Белухи и синевой Теректинского хребта. Ну и фотосессию устроили, конечно же – с лошадками и без. Традиция-с. Только ветрюган мешал – порывы аж с седла сдували. Попытались определиться с высотой площадки – не вышло. В общем проводник немного с цифрами не в ладах был. Или гпс обманывал. А может карты военные.
Спуск наполовину прошел в поводу. В общем, хуже лошади для меня – только верблюд. И то если сытый. Кривизной ног и специфичной походкой на пару дней себя обеспречил). А вечером был романтический ужин со свечами – парное молоко прям с под коровы, вареная картоха и маралятина под мараскин в настоящих коньячных бокалах. Ну и местная зелень естественно – которую можно было (да и нужно) самостоятельно рвать в огороде. Дождь начал крапать - ближе к темноте
В общем с погодой наступило - как всегда – вот позавчера было оооо! - да и завтра наверное тоже будет). А без печки ночью - мерзнешь. Как беЗпечные соседи наверху – которые (в попытке согреться наверняка) громко скрипели кроватью и топали пол-ночи – совсем как в известном анекдоте про парижский квартал. Так что не выспался и рассвет – проспал. А утром пришлось гонять по избе мотыльков – как оказалось непарный шелкопряд отакуе). И наконец-то разжиться картой района – олдскул хребтовкой 90 годов, без троп, но со штампом – без разрешения КГБ переснимать запрещено.
И решили размяться - пешком пройтись до Мультинских – каких-то 12 км в одну сторону. Не пугаясь низкой с самого утра облачности и влажности, что нежно, но неотвратимо, в момент, обволакивала кожу - никакого крема Клиник не надо). И пошли, собирая маслята на обочине, слушая паровозно-товарняковый рокот речек и пожевывая на ходу сорванную бруснику. Как оказалось - Диане очень нравится лес, где можно разжиться пропитанием, занимаясь собирательством – сильны однако арийские гены, гаплогруппа R1a1 не дремлет). К обеду повстречались с первыми людьми на тропе – и первая фраза их была: «Надо ж, какие вы чистые». Всю глубину этой фразы я понял уже через пол-часа.
Когда облачность превратилась в тучность). И горы - намылили хипстерскую щетину останцов и кержацкую ламберсексуальность моренных курумов кремом для бритья «Туманный». И вдалеке начали сверкать мечи молний, капли дождя стали звенеть звеньями кольчуги, а каменные скальники - напоминали развалины старого графского замка. Сам же ирл грей - стал вайт. Вершины сначала стыдливо прятались, закутываясь в белую пелеринку тумана, а горы из синих – стали пепельно-серыми, точно глаза Соколова из шолоховской «Судьбы человека». А затем – и вовсе пропали в молоке и хлЯбе. И моментально вздулись речки и ручьи, и резко стала садиться батарейка в навигаторе - андроидном смартфоне, и размокала под потоком воды некачественная бумага карты. И холодные капли превратились в потоки студеной жидкости сверху, когда софтшелл арктерикса сверху еще хоть как-то защищал, а вот гортекс патагонии снизу - уже нет. Не говоря уже о коже ла-спортивы).
И маршрут внезапно перестал быть томным (с) – мы набирали лишних 300 метров высоты вдоль Куйгука из-за невыраженности свертка на развилку, и резали кожу ботинок бритвами курума, теряя полускрытую тропу, вьющуюся по мокрым камням меж незаметных туров и чавкали нажористой чернотой говнолина, размолоченного конскими подковами, на спуске к Мульте. А потом начались подвиги – сначала в попытке перейти белую воду реки по мокрой сосне – поскольку без наведенных перил в брод штурмовать ее было даже по моим понятием немного самоубийство). Но жена проявила чудо штурманского искусства - нашла отсутствующий на картах мост. Правда, к базе на озере все-таки пришлось идти в брод – полста метров по шестиградусной воде и острым камням - заставил Диану заниматься героизмом).
Озеро в такую погоду – просто озеро. Серая плоская картинка воды в воздухе и на земле. Было бы из-за чего здоровье тратить). Тем более, что у мыльницы в очередной раз села батарейка, которая не захотела восстанавливаться свежекупленной китайской мультизарядкой. Так что– опять андроидофония. И фото по мегабайту весом сквозь запотевшую от сырости стеклянную точку объектива. А пока - мы пытаемся согреться остатками чая у полузадушенного дождем местного костра и производим ревизию остатков сухого и греющего шмурдяка в рюкзаке. Поговорка «лучше снять – чем нечего надеть» - в очередной раз подтвердилась. Жаль, на двух человек одновременно «есть чего одеть» - не было(. А ведь путь обратно еще и не начинался.
Но серендипити – оно и на Алтае серендипити. Не смотря на позднее время – смогли вписаться на последний газ-66, привезший сюда тусу уфимских рыболовов. И были американские горки в кунге грузовика, неспешно, точно утка, переваливающегося на пониженной в мутных водах вздувшихся ручьев, и пешеходка по мокрой траве, когда водитель высаживал людей, боясь сделать уши на глинистой скользкости склона под почерневшими бревнами старого забора маральника и грязь, летящая через крышу в попытке преодолеть лабиринт колей, заполненных неньютоновской жидкостью размокших от дождя местных почв. Вернулись мы уже в темноте - дрожащие от холода мышцы пришлось отогревать в тяжелом пару кедровой бани и печку в избушке я развел – как лох горелкой.
А на утро дождь не прекратился – и мы спустились в долину, в Верх-уймон. К Николаю нашему свет Константиныче Рериху. Точнее, к дому Варфоломея Атаманова, у которго Рерих пару недель пожил во время этого отрезка Центрально-Азиатской экспедиции. Правда, экскурсовод нам попалась не сильно погруженная в тему и сильно раздражалась на попытки потроллить. Так что история с рисунками Белухи осталась нераскрытой. А ведь физически нельзя было за то время успеть до горы домчать да с двух сторон ее зарисовать. Правда, с Джомолонгмой у Рериха – такая же оказия вышла. Так что не зря по вечерам медитировал, однако) – везде побывать умудрился. Ну и со связями с ведомством Дзержинского в отказ пошла. А чего такого – 26 год, гражданин с невыясненным до сих пор на то время гражданством, на американское бабло баламутит народ, выпытывая тайны и предания, заодно занимаясь топографической съемкой и геологическими изысканиями. Это-ж-культура, простой народ жить не мог, все мечтал к тибетским тайнам приобщиться. Да и Блюмкин с чекисткой ксивой не зря потом по тем же местам в тоже время бегал. Кстати хозяина дома – опосля-таки сослали за староверскую контрреволюцию. Наслушался, видать, учений об живой этике да справедливости, но не понял, чем можно против красных апеллировать, а как нельзя. Но пожалуй, хватит об этом – тема то обширная и абзацем одним обойтися, если себя не заставлять – вряд ли можно.
А затем был музей староверов, где Раиса Пална, заслуженный учитель – велеречала певучим кержацким напевом о смысле жизни в целом и о тебе в частности. И мы удивлялись необычности форм гантелеобразной подставке под ухват и видом перелаза через забор (чтоб скотину через ворота не выпускать). Улыбались при получении мною нового прозвища «христов оладик» и примеряли в руке увесистую тяжесть батика из березового капа. Диане множество слов внове, от того для нее все выглядит несколько этнографически, нежели привычным складом местной жизни. А еще ниже по долине – в Усть-Коксе – синее небо, закрытый инет-кабинет при библиотеке, работающий по альтернативному от нее расписанию, стойка трендового бук-кроссинга перед входом и бесплатный вай-фай в гостишке «Портал Белуха» с колоритным администратором бородачом в васильковой двойке на босу ногу. И вот уже едем обратно – через село Мульта, где белоснежный гуси в пруду мирно соседствуют со спутанными караковыми лошадьми. И ненадолго погружаемся в суровый староверский быт– с отроками, привычно носящими ведра на коромысле от журавля, длиннобородыми мужиками, привычно носящими повседневный камуфляж и строгой надписью «спиртное в долг не даем» в местном сельпо. А еще там продается очень вкусный мед из таежного разнотравья.
…
Дождь шел – три с половиной дня не переставая. Вернее переставая – ровно в полшестого вечера появлялся кусок синего неба, но к семи опять все по новой – и теперь до следующего вечера. Погода, всегда ассоциируемая у детей с туризмом – холод, тучи, морось. И настоящие пешеходники с 80-литровыми рюкзаками за спиной. Сквозь туман ни фига не видно, ночной холод, иней на траве с утра и мокрая обувь. Или резиновые сапоги – и шагай по маршруту как хочешь. Что эти железные люди и делали. Смотрел на них – в пластиковых накидках, джинсах и хб-ных майках, в мокрых берцах, сворачивающих сырые палатки и спальники – и понимал, что на подобный подвиг в нынешнем формате не сподвигнусь. Просто, не хочется (с) - мещанский комфорт избы – наше все – так что сидим, трещим буржуйкой.
…
В крайний дождливый день прокатились до Тюнгура. Пришлось работать богом солнца – по аналогии с богом огня из Куваевской территории – своим перемещением преображал серую хмарь в лучистые просторы. 40 км проехали с двухсотметровой полосой синего неба за спиной ,куда я – туда и она. А вокруг Мордор и все серым-серо. На смотровых площадказ из османдовских пои непонятно в какую сторону вид – хороший. Живописные прижимы вдоль реки и плоские, без перспективы, пейзажи округ. Целый день. Погоды нет, рыбы нет - на мосту через Катунь – трудовая рыбалка, 2-3 рыбки за день. Зато на обратном пути полюбовались широчайшей радугой, попирающей зелень речных берегов. А еще позднее - обожрался Дианкиной пастой карбонара под пиво Алтай-хан и жарить хариуса – отказался.
Но наконец наступило то самое ясное утро – ожидаемое всеми, от колгатящихся по мокрым палаткам туристов до бьющих в нетерпении копытами местных лошадок, их ожидающих. И мы пошли – смотреть, что же мы из-за дождя пропустили. Пропустили мы много, но запомнились – в основном - гламурные ски-турные споты – что втроем раскатывать пару–тройку дней минимум, по-гешски не жадничая). И еще - вновь не найденный найденный Дианой мост, временные попутчики, идущие на Проездную и новая версия рассказа о разбившейся девушке от них – трансформировавшаяся в обгрызание уже двух человек медведем. А также – спецпара любезно оставленных на шесте у берега общаковых ботинок у второго брода и внезапный сервис в виде лодочника у озерной переправы. Хэнд-мэйд барная стойка со стульями, вытешенные целиком из кедра в лесной чаще без признаков устроенной здесь когда-либо стоянки. И обмотанная бинтами пенка на ноге – очень сильно напоминающая гипс, вместо утопленного сапога у пацана на водопаде Шумы. Какой у нас был шок, когда он побежал).
Ужинали – гречотто с мараскином под ташкент буржуйки. У Новикова – большое бабло бы за него отдали).
Как же хорошо в хорошую погоду на Алтае). Когда ночью огроменные планеты шепчут тебе «Я подарю тебе эту звезду». Когда утром просыпаешься под конское ржанье и совершаешь освежающий моцион в прозрачнейшей воде горной реки, зачерпывая ее ладошкой. И воздух напоен ароматами кедрача и алтайского разнотравья альплугов. И – для оттенку - внезапно появившееся болотце, заросшее багульником, далече распространяющим аромат грязных носков. Огненные всполохи бадана, живая изгородь карликовых берез, аромат красной смородины и горькая терпкость дикой жимолости. Малина, брусника, голубика и маслята с подберезовиками прямо на тропе. Свист соек, вспорхи рябцов по распадкам, пригревшиеся на солнце гадючки, цыканье бурундуков из-под выворотней и мелькание евражек в курумах. А кедровки бросаются недоеденными шишками прямо по голове.
А затем – седина водопада, сначала не того. Потом скалолазные подвиги у того и –… Аквамарин неба растворяется в безлюдной лазури горного озера. Вокруг – только ты вода. Только ты и горы. Только ты и снег. Только ты и тишина, чистота, пустота и прозрачность воздуха. Только ты и спокойствие. Только ты и медитативное умиротворение. Только ты...
На обратном пути встретили туристов, которые встряли в эту погоду на двух Незабываемые три дня в палатке – молодая семья, ребенок, восточно-европейская овчарка и даже мышь залезла погреться. Еда ее не интересовала. В ожидании переправы – пришлось отмахиваться от суетливых поползней, которые нагло били крыльями уставших путников по лицу.
И снова рассвет, и безмятежность отражающихся в утреннем зеркале озера белков и удод, важно вышагивающий по тропе, и неспешный кильватер нырков и облака цветных бабочек и эскадрильи огромных стрекозлов вокруг. Каменюки валунов моренного вала на водоразделе, изумруд воды и ароматный чай со свежесорванной смородины и брусники.
Рыбалка же в очередной раз не удалась – удочка оправдывает название счастливой). Ни одной рыбки с нее поймано не было – гринпис меня бы похвалил). Вода теплая – хариус ушел на дальний кордон – точнее на глубину. С берега ловить – анрил нереальный. Хотя сказки про удачный нахлыст и поймал-отпущенного тайменя рассказывались регулярно. В общем глаз – во, но не в этот раз…
Поскольку нужно спускаться на землю. Недолгие сборы, родео в открытом кузове шишиги (кстати по дороге бы мы в тот раз явно не дошли), такой родной домик на базе, и как вечерний апофеоз - баня с ложем из шалфея и смородины. А на закуску– неспешная увлекательная беседа с Алексеем о Белухе и голубой глине, Сиккиме и снежных барсах, Каракоруме и местах силы, розенкрейцерах с их заветными травами и конспирологии в целом. Хрустальная чистота душевного познания природы. Впрочем, подобные беседы здесь можно вести с большинством обычных людей здесь. Чабаны, табунщики или охотники – все они обладают особыми внутренними качествами. Постоянное соприкосновение с природой создает их особую жизнестойкость и целесообразность существования. Им нравится сам процесс жизни, они им наслаждаются, как мудрец — редким свитком, или же как художник — шедевром на холсте. И мы очень рады, что попытались читать этот свиток и созерцать картину – вместе с ними.
Авторские права на содержание опубликованных на сайте текстов и изображений защищены. Товарные знаки зарегистрированы. Полное или частичное использование материалов сайта возможно только с разрешения владельцев сайта.